Берег Скелетов

— Довольно приличная, однако не думаю, чтобы этого хватило покрыть все издержки операции, так что на скорую пенсию можешь и не рассчитывать. Предательство Бенджамина Исаки наделало много шума в отделении ЦРУ в Африке, — теперь Кабрильо принялся складывать парашют, закрепляя его свободные концы резиновыми лентами.

— Неужели они не догадывались об этом?

— По всей видимости, нет. Это произошло как гром среди ясного неба. Теперь штаб ЦРУ в Африке занят анализом ценных данных — об их складах, хранилищах и прочих стратегических объектах, что расположены на континенте, — которые, разумеется, уже попали в руки Макамбо. Сейчас они ломают голову над местом их возможной эвакуации. Лэнг сообщил, что главе штаба ЦРУ в Африке уже предложили уйти в отставку.

— И что же, он согласился?

— Она, ты хотел сказать? Нет, никакой отставки не будет. Мы возвращаем похищенное оружие, а в ЦРУ закрывают дело, поэтому об этом грандиозном провале ЦРУ никто никогда не узнает.

— Так-то оно так, только сдается мне, такого большого слона припрятать-то будет сложно.

— Думаешь, они и сами этого не понимают? Просто у правительства США иного выхода нет. Какую реакцию общественности вызовет информация о том, что ЦРУ облажалось? Причем так жестоко? — отрезал Хуан. — Все это нанесет серьезный урон репутации Соединенных Штатов. Более того: всему миру продемонстрирует, что он абсолютно бессилен перед лицом терроризма. Поэтому ты сам все прекрасно понимаешь.

— Да, неслабо ЦРУ подставилось. Выходит, доверяешь человеку, ставишь его на один из самых ответственных постов, а он оказывается предателем и сливает всю информацию противнику, на вычисление которого работает весь его отдел. Ни дать, ни взять — прямая измена родине.

— Интересное дело у нас получается: сотрудники ЦРУ служат себе и служат, а в один прекрасный день подставляют свое родное правительство, и что? Остаются безнаказанными. Точнее, от наказания они, конечно, не уходят, однако мы-то с тобой знаем, что настоящая их вина нигде не фигурирует: дела-то как такового уже нет. Вследствие этой корпоративной культуры многие дела сейчас либо засекречены, либо попросту уничтожены: взять хотя бы одиннадцатое сентября или программу по ядерному вооружению Индии и Пакистана. Что мы о них знаем? А сколько подобных дел вообще существовало за все время работы ЦРУ? — не унимался Хуан.

— Ну, уж на этот раз мы возьмем ситуацию под контроль, правда, мой дорогой друг? — ухмыльнулся Макс.

Смена тона в голосе Хенли заставила Кабрильо поднять голову.

— Ты же в самом деле справишься? — спросил Макс, кивнув на парашют.

Почему люди всякий раз пытаются напомнить ему о его главном недостатке? Им некуда деть свою жалость? Он отлично помнил тот день, когда Джулия Хаксли забирала его из госпиталя Сан-Франциско, куда его доставили с раненой ногой. Тогда его брючина на правой ноге была аккуратно пристегнута булавками. Также он отлично помнил безрадостно-жалостливые взгляды пациентов и докторов, встречавшихся на пути. Это попросту привело его в бешенство, и в тот самый он поклялся себе, что никогда больше не допустит, чтобы его жалели. Он прошел через три сложных операции и многие месяцы физиотерапии и тренировок, чтобы ни у кого и мысли не промелькнуло, будто он физически неполноценен. Он плавал и катался на лыжах лучше многих здоровых молодых людей и никогда не хромал.

Да, у него были недостатки, какой же человек без них? Но только не физические.

Хотя он отлично понимал, что все еще оставалась парочка вещей, которые он уже не мог выполнять с таким же успехом, как если бы имел обе ноги, и как раз одной из них был затяжной прыжок с парашютом. Ведь здесь в основном действовали руки и ноги, чтобы удержать тело на потоке воздуха, и на нахождение этого баланса отводились всего считанные минуты. За последние несколько лет Хуан уже сделал более сотни подобных прыжков, однако никак не мог добиться полной балансировки: в какой-то момент его начинало вращать с ускорением, и он стремительно летел вниз, а с этим шутить уже было нельзя.

Правая нога шла в протезе от колена, поэтому, соответственно, он не ощущал ни своей правой лодыжки, ни голени, и, следовательно, не мог скорректировать полет и выйти из опасного пике, пока кто-нибудь из членов команды, также резко спикировав вниз, к нему, не хватал его обеими руками.

Все же Хуану сложно было признать свое поражение. И Макс прекрасно знал об этом.

— Все пройдет гладко, — заверил Хуан и вернулся к своему парашюту.

— Ты уверен?

Хуан взглянул вверх с хитрой ухмылкой на устах.

— Макс, ты ведешь себя словно моя старая чрезмерно заботливая бабушка! Как только я выпрыгну из самолета, мне нужно будет всего лишь выгнуть спину, чтобы не полететь вниз. Нам не придется провести в свободном полете так уж много времени, чтобы я в итоге начал крутиться, как эти дервиши. Ну, не кисни, Макс. Здесь многого ума не надо, будь это какой-нибудь другой прыжок, я бы уже давно сидел с тобой перед мониторами в командном центре.

— Я понял, Хуан, — произнес Макс, — только будь осторожен.