Берег и море (СИ)

Меня словно ударили под дых. Пытаясь переварить сказанное Корой, я буквально на мгновение отвлекаюсь на проходящего мимо медбрата. Он улыбается мне и кивает, но я не отвечаю ему тем же. Его лицо меняется за секунду, видимо, когда он различает беспокойство на моём собственном.

Я поворачиваюсь обратно к двери, заглядываю внутрь и почему-то уже не вижу Коры. Дёргаю ручку на себя, и передо мной возникает хорошо освещённая палата с одноместной кроватью, на который, свернувшись, словно котёнок, лежит Таран. Его рот открыт, губы демонстрируют беззвучную букву «О», а глаза прикрыты, будто парень впал в дрёму. Руки обхватывают живот, голова откинута под тем углом, под которым у любого живого человека давно бы занемела шея.

Но Тарану всё равно, потому что его грудная клетка не двигается, обозначая вдохи и выдохи.

— Таран? — я медленно подхожу ближе к кровати. В какой-то момент мне кажется, что сейчас я произнесу имя друга громче, и тогда он проснётся — откроет глаза, глянет на меня и скажет «Привет, Лу!» своим бархатным голосом.

Но Таран не шевелится: ни его пальцы, ни ресницы — ничего. Я подхожу ближе, надеясь на то, что это очередная магия: глупое волшебство, иллюзия, игры памяти - всё, что угодно. Но нет, вот он, мой Таран, мой друг, мой брат и моя первая любовь, лежит неподвижно и больше уже не дышит.

— Таран, — мне кажется, что шёпот, с которым я произношу такое знакомое имя, гулким эхом разлетается по палате. — Это я — Лу … Пришла навестить тебя.

Но он уже не слышит. И навряд ли когда-то будет.

Я не могу кричать. Даже позвать на помощь нет сил. Я словно пробежала десяток километров без остановки: болит каждая мышца, даже самая маленькая, и колет где-то в груди. Так сильно, словно сердце вырвали из рёберной клетки.

Присаживаюсь рядом на кровать, протягиваю руку к лицу Тарана и касаюсь его щеки. В любой другой момент он бы смущённо улыбнулся, или неуклюже махнул головой, или сказал бы какую-нибудь глупость. Но сейчас ни один мускул на его лице не дёргается.

Снова зову Тарана по имени. С каждым разом у меня получается всё громче. Имя друга перемешивается со всхлипами, а они, в свою очередь, с глухим скулежом. Похожий звук издавала подбитая военными Рогатого Короля дворняга, которую мы с Тараном смогли выходить за несколько недель.

Тело откликается раньше мозга: я хватаю Тарана за мягкую ткань футболки и трясу с силой, неведомой даже для меня.

Следующее воспоминание: непонятно откуда взявшийся Дэвид берёт меня в кольцо своих крепких рук и оттаскивает прочь. Ноги едва касаются асфальта даже носками. Когда я успела оказаться на улице?

— Шшш, Лу. Всё будет хорошо, — раздаётся мягкий голос Дэвида прямо мне в ухо. — Мы разберёмся. Обещаю.

Я перестаю брыкаться, когда судорогой сводит всё тело. Висну на руках Дэвида словно бальное платье на вешалке. Перед глазами лишь лицо Тарана, но не мёртвое, ведь так было бы легче. Я вспоминаю его весёлого, счастливого, беззаботного — именно такого, каким бы сейчас его я помнить не хотела.

За секунду меня разрывает: голос срывается на крик, я перестаю различать объекты и всё вокруг сливается в одно сплошное размытое пятно. Меня то ли трясут чьи-то руки, то ли дрожь воспроизводит собственное тело.

Я полностью отдаюсь в распоряжение людям вокруг и закрываю глаза. Войди я раньше, открой эту чёртову дверь палаты, ничего такого бы не произошло. Почему я медлила, что мешало? Испуг? Любопытство?

Так или иначе, именно жалкие секунды моего бездействия погубили друга.

— Эй, Лу … Посмотри на меня, — просит кто-то.

Голос доносится издалека, словно я на дне отстойной ямы в куче всей той грязи, которую заслужила.

— Оставь её, — ещё один голос, мужской и более жёсткий, кажется принадлежит Дэвиду.

Хотя я не уверена — теперь уже совершенно ни в чём. Не нужно было верить Коре, ведь в глубине души я чувствовала — что-то не так! И Крюк предупреждал.

Крюк … Киллиан! Это его голос просит меня посмотреть!

Я с трудом разлепляю глаза. Мы уже не на улице, а в помещении с высокими потолками и наглухо зашторенными окнами. Не лофт, значит, дом Реджины. Я лежу на кровати поверх одеяла. Надо мной стоит слишком много людей. Я накрываю лицо ладонями в немом жесте протеста. Чей-то голос просит всех выйти. Всех, кроме «любителя смоки-айс».

Спасибо, Эмма.

Кровать прогибается под телом человека, который присаживается на самый его край. Скрип кожи и присущий только одному человеку запах-коктейль из рома и морской воды ударяет в нос даже через ладони.

Киллиан хватает меня за запястье и убирает одну руку от лица. Вторую я убираю сама. Пират бледен, а в его глазах читается странное выражение — словно он только что увидел призрака.

— Мне очень жаль, — тихо произносит он.

— Не надо, Киллиан.

Мой голос хриплый. Я откашливаюсь.

— Я должен был что-то сделать …

— Ты знал, да? — я задаю вопрос с отсутствием даже крохотной доли удивления. Если он пытался меня предупредить, то наверняка знал. — Зачем вы приехали? Зачем нужен был Таран? Что значит: «Сердце жертвы. Сердце, отданное добровольно. Сердце, отнятое в бою»?