А что же делает король? Он в Сен-Клу, своем загородном замке, отдыхает на балконе после традиционной партии в вист.
Но отдых его на этот раз сильно испорчен: чем больше сгущается темнота, тем виднее и страшней для королевских глаз далекие языки пламени, вздымающиеся на горизонте.
Вестовые один за другим скачут из Парижа в Сен-Клу. Министр Полиньяк просит короля не верить слухам и полагаться только на его донесения, он ручается, что волнения улягутся и спокойствие в Париже будет восстановлено.
28 июля весь город пересечен баррикадами. Беранже с утра обходит их и беседует с повстанцами. С восхищением и надеждой глядит поэт на своих героев. Вот они! Он не придумал их. Сыны Франции, веселые и храбрые дети народа с «Марсельезой» на устах. Они не забыли ее за пятнадцать лет.
«Прекрасен народ, когда душа его объята пламенем!»
Во главе повстанческих отрядов встали республиканцы — среди них много рабочих, студентов, воспитанников Политехнического училища. Отряды идут в наступление. Складывают головы смельчаки, но другие подхватывают их оружие.
Беранже напишет эти строки через два года после Июльской революции, отдавая благоговейную дань памяти ее настоящих героев.
События развертываются все стремительнее. Королевские войска пытаются рушить баррикады. Взамен разрушенных тотчас же вырастают новые. Повстанцы продвигаются вперед. Министры бегут из своих дворцов. Командующий королевскими войсками шлет тревожное донесение Карлу X: «Это уже не уличные волнения. Это революция».
Поздно вечером Беранже возвращается с очередного собрания. Либеральные вожди заседают целыми днями, ждут, как повернутся события. Они ратуют за немедленное создание Национальной гвардии, хотят иметь свое буржуазное ополчение, которое можно было бы противопоставить отрядам повстанцев. Беранже выступил против этого проекта.
На баррикадах не спят. Повстанцы окружают Беранже, просят совета, кого назначить военным руководителем. Беранже рекомендует генерала Фавье.
На другой день, 29 июля, он узнает, что Фавье наотрез отказался. Но и без генеральского участия революция движется к победе.
Королевские войска, полк за полком, переходят на сторону повстанцев. В панике бегут отряды наемников. Король спешно подписывает отмену ордонансов. Он готов идти на уступки.
Поздно. Над Тюильрийским дворцом уже развевается трехцветное знамя.
Наконец-то пришел тот день, которого так долго ждал Беранже! Победа народа — это и его победа. Вершина революции — это вершина его собственной жизни. Надежды сбылись. Дряхлая монархия Бурбонов низвергнута!
Во всю мощь, в тысячи голосов звучит на площадях «Марсельеза».
Народные толпы заполняют 30 июля дворец Лаффита, где заседают депутаты — «штаб либералов». Какая-то женщина с большим свертком в руках пробирается сквозь толпу, она ищет Беранже. Вот он! Женщина устремляется к нему и развертывает громадное трехцветное знамя.
— Сударь, я шила это знамя всю ночь. Вам, вам одному я хочу вручить его, чтобы вы приказали водрузить его на колонне.
Взволнованный Беранже благодарит ее.
— Но, может быть, сударыня, эту честь мне следует предоставить депутатам, присутствующим здесь? — спрашиваёт он.
— Нет, нет! — отвечает она. — Вам, только вам! — И мгновенно скрывается в толпе.
Как только победа революции определилась, либеральные корифеи тотчас пришли в движение. Нет, они вовсе и не думали оставаться в стороне! Они клянутся и божатся в преданности своей народу. «Но ведь народ — это ребенок, — твердят они. — Он сам не знает, чего хочет. Им нужно руководить». И призваны к этому они, просвещенные государственные деятели и к тому же «деловые люди», в чьих руках финансы, промышленность, торговля.
29 июля либеральные депутаты, собравшиеся во дворце Лаффита, срочно сколачивают временное правительство Франции, распределяя роли в нем.
Генералу Лафайету поручено возглавлять военные силы. Он отправляется в Ратушу, где пока еще властвуют республиканцы.
Комиссия из шести членов во главе с банкирами Лаффитом и Перье берет в свое ведение административные и хозяйственные дела.
На этом собрании присутствует и Беранже. Государственные мужи пригласили его. О, они теперь чрезвычайно внимательны к песеннику, те из них, которые — давно ли? — опасливо косились, когда он призывал их открыто встать на сторону революции, теперь расточают ему ослепительные улыбки.