Беранже

Он спорит с Манюэлем по поводу тайных обществ, но ставит своего друга гораздо выше всех других деятелей оппозиции. Манюэль смел, умен, опытен, думает об интересах народа и стремится к действию. Разве найдешь еще хоть одного такого, как он, среди либеральных главарей?

«Сколько раз принужден я был бороться с вождями либеральной партии, людьми, которые хотели меня взять под свою опеку, чтобы заставить действовать в духе своих робких комбинаций!» — скажет потом Беранже. И сейчас он возмущен той трусостью и нерешительностью, которую проявляют краснобаи из салонов, когда речь заходит о выпуске нового сборника его песен.

«Многие из либералов, которые до того толкали меня на эту демонстрацию, пожелали теперь сорвать ее, — негодует Беранже. — Иные из них, подписавшиеся на огромное число экземпляров и побуждавшие меня печатать более десяти тысяч, объявляли мне в последнюю минуту, что я должен прекратить печатание или вычеркнуть их имена из списка подписчиков».

И все же им — не удалось сорвать выход сборника. Автор занял пятнадцать тысяч франков у друзей и решил печатать книгу на свой счет у издателя Фирмена Дидо.

Два тома песен Беранже тиражом в десять тысяч экземпляров вышли в свет 25 октября 1821 года и были раскуплены с необыкновенной быстротой.

Власти проморгали. Приказ о конфискации сборника появился лишь 29 октября. Когда полицейские бросились обыскивать магазин и склады Дидо, они обнаружили всего четыре экземпляра осужденной книги.

Беранже смог расплатиться с долгом, и у него еще осталась некоторая сумма, чтобы продержаться без жалованья.

Из университетской канцелярии его сразу же уволили.

27 октября в ультрароялистской газете «Белое знамя» появилась статья некоего Мартенвиля о злоумышленниках, которые под видом мирных песенников собираются в кабачке «Зеленая мельница», и о главаре этих сборищ, небезызвестном Беранже. Автор статьи был усердным «паяцем» и способным «иудой», он пробирался на сходки песенников, сидел рядом с ними, притворяясь другом, а потом строчил доносы.

Статья Мартенвиля была сигналом к судебному преследованию Беранже.

* * *

8 декабря 1821 года Дворец правосудия в Париже с самого утра осажден густою толпой. Большую часть ее составляли любители песен самых разных профессий и возрастов. Тут и рабочие, и военные, и студенты, и журналисты, и люди искусства, и просто любопытные прохожие. Каждый норовит пробраться поближе к входу. Давка невообразимая! Судьям, явившимся к началу заседания, не удалось протолкаться к дверям, они принуждены влезать в окна. И сам обвиняемый, который слегка запоздал, долго не может пробиться сквозь толпу.

— Господа, без меня все равно не начнут! — взывает он, подобно висельнику из анекдота, а толпа не расступается. Песни Беранже широко известны в Париже, но автора их лишь немногие из присутствующих на площади знают в лицо. Наконец с помощью друзей и знакомых он достиг входа, пробрался в зал и занял предназначенное ему место на скамье подсудимых.

Сколько сочувствующих и восхищенных взглядов обращено к нему! У Беранже в голове звучат строки еще не законченной песни «Бегство Музы»:

Брось на время, Муза, лиру
И прочти со мной указ:
В преступленьях — на смех миру —
Обвиняют нынче нас.
Наступает час расправы,
И должны мы дать ответ.
Больше песен нет для славы!
Для любви их больше нет!
Муза! В суд!
Нас зовут,
Нас обоих судьи ждут.

Важно восседает судья в напудренном парике и мантии. И члены жюри все на своих местах — буржуа с брюшками и орденами в петличках.

Звенит колокольчик председателя, и прокурор уже поднимается на трибуну.

Если от публики к Беранже так и льются волны тепла, то от прокурора веет прямо-таки арктическим холодом. Берегись, песенник!

Прокурор Маршанжи — человек того же поколения, что и Беранже. Но как различны их судьбы! Маршанжи делал карьеру, когда Пьер Жан бился над стихами в своей мансарде. А теперь Маршанжи готов, кай змей, пресмыкаться перед Бурбонами, чтобы искупить свое бонапартистское прошлое. Процесс Беранже послужит для него ступенькой, чтоб проползти повыше по служебной лестнице.

Go всей силой судебного красноречия обрушивается прокурор на песенника. Тирады его так и рокочут под высокими сводами зала. Он обвиняет не только автора крамольных песен, но и самый жанр песни.

— Это испорченное дитя Парижа удивительно эмансипировалось в наши дни. Песни стали опаснее брошюр, они могут отравить воздух, которым вы дышите, — шипит Маршанжи, устрашая публику.

Одну за другой разбирает он запрещенные песни Беранже. Да, они зовут народ к возмущению. Вот, например, «Капуцины» или еще того пуще — «Старое знамя». Маршанжи приводит отрывки из песен, и они звучат в его декламации поистине грозно. В них как будто открываются новые стороны, которые сглаживались в обычном исполнении на популярный мотив.

— Читайте целиком! — кричат из публики.