Беовульф

Универсум людей погружается во мрак и хаос, близится день Суда, Бог лишь наблюдает да отмечает своей печатью праведников и мучеников, чья святость сияет во тьме путеводным факелом для грешников… Так, по крайней мере, утверждали все Отцы Церкви, сочинения которых Северин затверживал едва ли не наизусть.

Небеса бурлили словно ведьмин котёл, паутина тонких молний слепила глаза, от раскатов грома закладывало уши, ветер нёс жалящие кожу снежинки. Над дальними холмами плясали отвратительные призраки, сотканные из сероватого тумана. Против сикамбров выступила бесплотная, невиданная ранее армия, порождённая затаившейся в Арденнах силой, не принадлежащей человеческому миру…

— Стоять на месте! Держаться! — Хловис, пустив коня в галоп, промчался вдоль строя щитников. — Или мы уйдём отсюда с победой, или будем пировать в Вальхалле! Маркомер, приведи конницу! Держаться, держаться!

«Он великолепен, — отрешённо подумал Северин, наблюдая за королём. — Подобен древним богам Рима…»

Сила Хловиса редко вырывалась на свободу, но сейчас рикс сикамбров словно бы окутался тёплым золотистым коконом, растапливавшим лёд чужого колдовства — страх на время уходил, возвращалась если не уверенность, то решимость или устоять, или погибнуть. Пиршественные столы Вальхаллы ждут новых гостей.

— Держись рядом, — приказал Ремигий Северину на латыни, хотя раньше заставлял говорить или по-готски, или на ужасающем диалекте франков. Алеманы уже вгрызались в крепкий орешек сикамбрийской пехоты, дукс Маркомер со своими всадниками и потрёпанная кавалерия Алетия перестраивались в тылу для решающего отчаянного удара. — Мы среди варваров, а потому должны показывать им пример и помнить — римлянина может ждать либо смерть, либо победа!

Северину решительно не хотелось ни того, ни другого. Отлично сказано, ваше преподобие: «Мы среди варваров!» Два жалких осколка некогда великой Империи, затерянных в непроходимых чащобах на краю мира…

Картулярий и сам не понял, как это произошло. Германцы неожиданно быстро прорвали каре сикамбров, началась бойня, когда каждый сам за себя. Ремигий снял с пояса булаву, продел ладонь в кожаную петлю, закреплённую на рукояти, и ободряюще подмигнул своему молодому помощнику — не бойся, мол, всё обойдётся.

Дрожащая рука Северина нащупала холодное металлическое яблоко обязательного короткого гладия: в священство картулярий посвящён не был, а потому имел право носить «мирское» оружие, что полагал излишней и ненужной для учёного человека привилегией.

По большому счёту Ремигий вполне мог направить коня к королевскому лагерю, где стояла верховая сотня дукса Гунтрамна, владетеля крепости Стэнэ — последний резерв короля. Однако епископ был слишком горд для того, чтобы отойти хоть на единый шаг. Северин понял: преосвященный действительно решил погибнуть вместе с треклятыми франками-язычниками! Зачем?!.

«Римлянин не отступает, — шептал картулярий, будто повторяя заклинание. — Римл…»

Весь мир сошёлся в одной точке: страшной оскаленной физиономии алемана, несущегося с клинком и круглым щитом к казавшейся лёгкой добыче. В чертах не было ничего человеческого — глаза белые, «водяные», ряззявленная пасть с коричневыми редкими зубами, огненно-рыжая бородища, куртка из облезшей волчьей шкуры…

— Проснись, бестолочь! Погибнешь! — громогласно рявкнул епископ, больно ткнул Северина булавой в рёбра и молниеносным движением отмахнул своим грозным оружием по защищённой лишь кожаным шлемом голове бородатого варвара. От мерзкого хруста картулярия замутило, Ремигий тем временем уложил ещё двоих, следующего сшиб конём, и обученный боевой скакун размозжил врагу череп ударом копыта.

В следующее мгновение Северина за ногу сдёрнули с седла и он мешком повалился на грязно-серый, забрызганный кровью снег.

Время застыло, замерло, краткий миг растянулся словно бы на тысячелетие. Северин очень-очень медленно перекувырнулся в воздухе, успев отметить, что его убийца весьма стар, седобород и кривоглаз. Затем мягко приземлился на снег — упал удачно, на всю спину.

Дальнейшие действия картулярий выполнил вообще без участия разума. Правая ладонь сама собой потянулась к гладию, меч покинул кожаные ножны, мелькнула звериная рожа седого алемана, заносящего боевой топор. Похожий на лист осоки клинок блеснул в сгустившемся воздухе, поразив варвара в бедро.

Дикарь оскользнулся, начал падать, лезвие топора воткнулось в снег, а седой всей тяжестью рухнул на Северина, выставившего меч вверх и вперёд.

Лицо картулярия залила горячая вязкая жидкость, кровь алемана попала в левый глаз, который немедленно начало щипать. Запах неописуемый — от варвара смердело дымом, прокисшим потом, животными, гнилыми зубами и ещё чем-то невыразимо гадким.

Извернувшись ужом, Северин выбрался из-под неподъёмного тела убитого им алемана, и картулярия тотчас стошнило остатками скромного завтрака и желчью.

— Живой? — Сильные руки перевернули Северина на спину и усадили. Слава богу, Эрзарих объявился… — Повезло тебе. Наша конница пошла!

— Где… — Картулярий сплюнул и с отвращением утёр лицо рукавом. — Где епископ?