Беовульф

К закату этого же дня Мез разлился чуть не на две лиги и ладья вышла к морю. Беовульф постоянно держался правого берега и не стал уводить лодку к огромным волнам, бушевавшим вдали, а когда узрел несколько оранжевых огоньков в прибрежных дюнах, над которыми тёмной полосой возвышался вековой сосновый лес, приказал налечь на вёсла.

— Здесь живут батавы, — пояснил Беовульф, назвав ещё одно малоизвестное Северину варварское племя. Вроде бы лет пятьсот назад они воевали с римлянами, ещё при Августе и Тиберии. — Мы дружим с их старейшинами, в деревне можно будет хорошо отдохнуть, пополнить припасы и плыть дальше.

— Куда? — Кормчий доселе ловко уходил от прямых ответов на этот вопрос. Плывём себе и плывём, ни о чём не беспокойся…

— В земли данов. К их риксу Хродгару, в золотой бург, именующийся Хеорот. Знаешь, где это?

Разумеется, Северин не знал. В Суасоне рассказывали, будто даны живут где-то далеко на севере, возле самого Края Мира, там, где воды океана обрушиваются в бездну. Беовульф Скильда Скевинга успокоил: не бойся, мол, с Края Света не свалимся, он находится гораздо дальше…

* * *

В приморской деревне батавов задержались на полную седмицу. Здесь Северин ясно понял значение слов «захолустье» и «медвежий угол», хотя ранее таковыми безоговорочно полагал Суасон, Реймс и Лютецию.

Село, в котором жили пять семей рыбаков и охотников, могло похвастаться лишь десятком строений, начиная от больших общинных домов на низких сваях (в одном конце дома коровник, в другом — живут люди) и заканчивая хижинами, в которых устроили мастерские.

Рыбачьи лодки хранятся в сараях, построенных в двухстах шагах от линии прибоя, двери коровников выходят на axwei, «бычью дорогу», окружающую деревню и затем ведущую на выпасы. Тын невысокий и хлипкий; если появятся недобрые люди, село долго сопротивляться не сможет, но удалённость от главных сухопутных путей, ведущих с востока на запад, играла на руку батавам — в эту глушь иные варвары редко забредали.

Жили батавы просто, проще некуда; однако же, когда сезон штормов заканчивался, ходили далеко в море на промысел и били китов (на берегу Северин нашёл несколько побелевших остовов, которые вначале принял за кости неизвестных морских чудовищ), о событиях в большом мире имели самое смутное представление, с ближайшими соседями — фризами и ютами — когда враждовали, а когда роднились, а в целом были людьми патриархальными, со строгостью в жизни и древним богопочитанием. Доннара они именовали Тунаром, но больше всех прочих богов уважали Тиваза-Тюра и Ниорда.

Гостеприимством, однако, батавы не уступали всем иным германцам, и Беовульфа сотоварищи приняли как родичей — поселили в доме старейшины, кормили до отвала, поили допьяна, своими заботами не обременяли. На Северина поглядывали с интересом и отчасти побаивались его — никогда прежде не встречали ромеев, а карий глаз традиционно считался «недобрым».

— …Вот что ты делаешь, пожри тебя Гарм? — вопрошал Гундамир. — Надоело повторять: рубить, рубить, а не колоть!

У вандала от бестолковости Северина руки опускались. Заскучав на отдыхе, Гундамир вместе с Алатеем-антом решили проверить, как покажет себя Найдёныш в настоящем бою, и остались крайне разочарованы. Скильд имел некоторое представление только о классическим римском бое, причём пешем, со скутумом и коротким мечом-гладием, в строю легиона — читал старинные военные трактаты ещё в Салерно. За время жизни у франков войной интересовался мало, больше делами духовными.

Как оказалось, искусство владения длинным варварским мечом не отличается по сложности от лабиринтов философии и риторики, это Северин быстро осознал на своей шкуре. Варвары быстро сумели убедить его в том, что не зная хотя бы простейших приёмов обороны (не говоря уж о нападении!) — не выживешь. Эрзарих говорил также, но картулярий лангобарда не слушал — это наука для воинов, а не для учёных клириков.

— Посмотри ещё раз, — терпеливо сказал вандал, поднял с земли круглый щит и перебросил один из клинков анту. — Алатей, хоп!..

Алатей ловко поймал меч за ручку и мигом атаковал. Красиво, не поспоришь. Двигаются они стремительно и в то же время очень плавно, ни одного колющего удара — дело не только в скруглённом оконечье клинка: лезвие заточено лишь на последней трети, поскольку главная задача — не столько ранить, сколько покалечить врага сильным ударом по руке, плечу или рёбрам, заставить противника выйти из боя и затем добить.

Тактика дикарская, но вполне действенная, особенно если учитывать, что германцы не приучены сражаться в плотном строю, каждый геройствует в одиночку. Оттого и традиция поединка у варваров куда более развита, чем у римлян.

Детишки батавов, пришедшие взглянуть на ратную потеху, жизнерадостно голосили — Алатей, вооружённый одним мечом, теснил более тяжеловесного и широкого Гундамира, парировавшего удары щитом и изредка старавшегося достать анта своим клинком. Зато его оборону пробить было невозможно, как Алатей ни плясал вокруг вандала.