Беовульф

— Чудеса… — проворчал епископ. — Много ты знаешь о чудесах, варвар!

Глава третья

В которой Северин встречает Беовульфа-гаута, получает новое имя и слушает сагу о чудесном острове. Потом же отправляется в страну данов вместе с Нибелунгами

Февраль — март 496 года по Р. X.

Бельгика — Германское море

Очнулся Северин оттого, что по его лицу возили чем-то наподобие мягкой горячей губки. Причём обжигающе-горячей.

Он довольно быстро понял, что лежит на спине, попытался шевельнуться и поднять руку, но тело пронзила резкая боль, настолько нестерпимая, что в другое время и в другой обстановке Северин бы отчаянно взвыл. Сейчас получилось издать лишь низкий хриплый стон.

Губка ещё раз прошлась по лбу и щекам, после чего неизвестный экзекутор начал тереть правое ухо.

Картулярий попытался разлепить веки. Даже это простейшее и почти незаметное движение далось ценой немалых усилий. Различим серебристо-синий неровный свет. Утро? Утро какого дня? Что вообще случилось? Почему так больно?

«В любом случае, если я чувствую боль, значит жив, — уверенно подумал Северин. — Но… Ох, что ж это такое было?!»

Память вернулась мгновенно, одним озарением, яркой вспышкой. Стэнэ, звёздная ночь, хрустящий снег под ногами, мертвенный взгляд глаз-фонарей злого духа, принявшего обличье громадной чёрной зверюги… И падение. Река, стремнина…

Над ухом оглушительно фыркнули, у лица Северина появилось что-то огромное и шарообразное, щёк коснулось горячее дыхание.

Человек настолько испугался, что превозмог терзавшую его мышцы и кожу ужасающую резь и вяло шарахнулся в сторону. Если это чёрный волк…

Нет, не волк. Рядом сидела огромная собака римской породы, плоскомордая, с висящими тяжёлыми брылями, ярко-розовым языком и белым пятном в виде бабочки на широченной груди. Зверюга пыхтела, сопела, из пасти вытянулась нить белой слюны, но в целом выглядела вполне дружелюбно. Северин вспомнил, как назывались такие псины по-латыни — canis corsis, «собака, охраняющая ограду»… Значит, это была никакая не губка: собака всего лишь облизывала лицо.

— Всё-таки живой, — вторгся в сознание новый звук. Человеческая речь, говорят на готском, но чересчур растягивают слова, да и звучит странный диалект более мягко, без обязательных гортанных и шипящих звуков. — Ариарих, Гундамир — быстро его раздеть, растереть, завернуть в шкуры.

— Одет по-нашему, — послышался второй голос, пониже и погрубее. — Но лицом выглядит как галл, смуглый… Да отдай ты нож, никто тебя убивать не собирается!

Неизвестные с трудом разжали онемевшие пальцы Северина, а тот, кто заговорил первым, присвистнул:

— Интересное оружие носит наш найдёныш… Неспроста это.

Засим епископальный картулярий подвергся самым изощреннейшим пыткам, какие и Нерону с Калигулой не снились в самых оптимистических снах. С него стянули обледеневшую одежду, безрукавку пришлось разрезать, любое прикосновение доставляло адовы муки, а когда грубые ладони начали растирать кожу дурно пахнущим снадобьем, наполовину оттаявший Северин заорал как резаный: казалось, что его варят в кипятке подобно святому Мавру, одновременно поджаривая на раскалённой решётке, будто святого мученика Лаврентия. Какая уж тут пещь огненная, терпеть такое не было решительно никакой возможности! В конце концов Северин в очередной раз потерял сознание, едва не задохнувшись от собственного крика.

Вторично он проснулся в приятном тепле, руки и ноги сладко ныли, но не болели, пальцы сгибались не без труда, щёки и лоб пылали. Пахло псиной, сеном и почему-то зачерствевшим хлебом. Появилось новое ощущение покачивания и лёгкого головокружения.

Рядом кто-то пошевелился, Северин отбросил с лица мягкую медвежью шкуру и обнаружил, что бок о бок с ним устроилась давешняя собака, огромная как телёнок. Она-то и согревала человека своим теплом. Оказалось, что пёс был благородной серо-серебристой масти, с желтоватыми внимательными глазами и коротко обрезанными ушами, чтоб в драке не порвали.

Осмотревшись, картулярий уяснил, что лёгкое покачивание вполне объяснимо: он находился в небольшой ладье, способной идти по любому мелководью. Шесть вёсел, мачта, носовое оконечье украшено резной головой дракона. Северина устроили на корме, почти у ног кормчего — посмотрев на него снизу вверх, Северин решил, что имеет дело не иначе как со сказочными титанами, ибо детина был устрашающе велик, даже поболее Эрзариха, вовсе не являвшегося недомерком. Ещё шестеро несимпатичных бородатых варваров сидели на вёслах — один другого краше!

— Глядите-ка, — изумился кормчий, — Живёхонек-здоровёхонек, хотя половину дня без чувств провалялся! По виду хлипок, а дух в тебе крепкий, Скевинг!

«Скевинг — найдёныш, — машинально перевёл Северин готское слово на родную латынь. — Кто это такие? На франков, как ни крути, не похожи!»