Бенвенуто Челлини

Вначале Бенвенуто укрылся в доме своего друга, но посыльный от кардинала Медичи, брата Льва X, объяснил суть дела, стало ясно, что надо немедленно бежать из Рима. Друзья быстро собрали Бенвенуто в дорогу, достали вороного турецкого коня. Мимо отряда борджелло он промчался с такой скоростью, что его просто не узнали.

Бенвенуто направился в Неаполь. По дороге его нагнал друг, ваятель Солосмео, так Бенвенуто называет живописца и скульптора Антонио да Сеттиньяно, ученика великого Сансовино. Солосмео ехал в Сан-Джермоно закончить гробницу Пьеро де Медичи, того самого, который утонул в 1504 году. Солосмео и сообщил Бенвенуто новости. Оказывается, как только папа узнал, что Тоббия жив и здоров, он обозвал Помпео негодяем и сказал, что он плохо кончит. Бенвенуто и Солосмео ехали «весело распевая песни», о нотариусе Бенедетто разговора не было. Кажется, поинтересуйся, жив он или умер? Ан нет. На все воля Божья, дело сделано, что ж теперь переживать.

И вот на окраине Неаполя в трактире Бенвенуто вдруг встречает свою Анджелику, радости влюбленных не было предела. Красавица «учинила мне самые непомерные ласки».

Это был тот самый день, который предсказали демоны в «Кулизее». Неаполь встретил Бенвенуто доброжелательно. Он был хорошо известен местным ювелирам, ему даже устроили встречу с Педро Альваресом де Толедо, неаполитанским вице-королем, который тут же позвал Бенвенуто к себе на службу. От службы тот деликатно отказался, но зато очень выгодно продал вице-королю алмаз, который случайно оказался в кошельке. В Риме Бенвенуто взял его, чтобы показать ювелирам, с ним и бежал.

Теперь Бенвенуто был при деньгах, он принялся баловать свою Анджелику и завалил ее подарками. Жизнь была прекрасна! Вдруг из Рима пришло письмо от кардинала Медичи, он был заказчиком Бенвенуто и принимал в нем участие. Он звал Бенвенуто в Рим, папа хотел вернуть своего ювелира на службу.

Бенвенуто стал собираться в дорогу, а Анджелика повисла у него на руке — возьми меня с собой! Тут мать Беатриче очень оживилась, решив вытянуть из Бенвенуто как можно больше денег. Купи платье черного бархата девочке, да еще шелкового, потом платье тонкого сукна для самой мамаши, а еще детей обеспечь. Вы пока поезжайте вдвоем, а я (это мать-то!), когда рожу, тоже к вам приеду. Бенвенуто устал делать подарки.

— Беатриче, дорогая, хватит тебе того, что я предложил?

— Нет, — ответила хитрая сводница.

— Если не хватает тебе, то мне вполне хватило, — рассмеялся Бенвенуто, расцеловал плачущую Анджелику и был таков. Они расстались навсегда. Вот и вся любовь.

О смерти

Приехав в Рим, Бенвенуто бросился к доброму кардиналу Медичи. Он поблагодарил его за письмо и попросил спасти его от ареста, а также, если можно, избавить от пени — штрафа. Тут выяснилось, что «большой друг» нотариус Бенедетто не умер, а выздоравливает, но, узнав о скором приезде Бенвенуто, заявил, что желает умереть, лишь бы досадить этому негодяю. Посмеялись…

— Для нашего и твоего приличия, — сказал затем кардинал, — потерпи дня четыре или пять и не показывайся на Банки. Потом ходи где хочешь, а полоумные пусть умирают, если им так нравится.

Бенвенуто последовал совету и активно принялся за работу, выполняя для папы мелкие заказы, но больше всего времени отдавая медали с изображением понтифика и женщины, изображающей Мир. В апреле медаль была выполнена в золоте, серебре и латуни, и он понес ее во дворец. Папа тут же принял Бенвенуто. От его работы он пришел в восторг: «Никогда у древних не было таких больших и красивых медалей!» Это была лучшая похвала, «древние» были знаком качества. Все присутствующие с интересом рассматривали и медали, и чеканы, а Бенвенуто «смиреннейше» произнес речь:

«— Если бы над властью моих зловредных звезд не было еще большей власти, которая помешала им в том, что они насильно чуть было не явили, ваше святейшество без своей и моей вины лишились бы верного и любящего слуги. А между тем, всеблаженный отче, в таких делах, где идешь на все, не будет ошибкой поступать так, как говорят некоторые бедные простые люди, когда они говорят, что надо семь раз примерить и раз отрезать. Если недобрый лживый язык одного моего злейшего противника, который так легко разгневал ваше святейшество, что он пришел в такую ярость, велев губернатору, чтобы, как только поймает, он меня повесил; то увидев потом такое неудобство, причинив самому себе великий вред, чтобы лишить себя слуги, о котором ваше святейшество само говорит, каков он, я думаю, наверное, что и перед Богом, и перед людьми ваше святейшество испытывало потом немалое угрызение…»