Дело о разводе короля тянулось шесть лет. Генрих VIII обратился за юридической помощью в профессорам Оксфорда и Кембриджа, те нашли лазейку в законе, вынесли вердикт о несостоятельности эдикта папы Юлия II на брак короля с Екатериной Арагонской, поскольку она ранее состояла в браке с Артуром. Папа Климент VII нашел измышления английской профессуры несостоятельными. Тогда король начал войну с католической церковью — вначале на своей территории. Он обвинил своих епископов в измене за то, что они обращались по судебным делам (что было вполне законно) к Ватикану, а не к королю. Тут нашелся умный советчик: а почему бы Генриху по примеру немецких герцогов не объявить себя главой Церкви?
Время подпирало, Анна Болейн была беременна, все надеялись, что она родит мальчика. В январе 1533 года Генрих VIII и Анна обвенчались. Папа был в панике. Что случилось с Европой? В 1522 году Генрих VIII собственноручно написал памфлет против немецких реформаторов и получил от благодарного Ватикана титул «Защитник веры», а теперь он сам воткнул нож в тело католицизма. Климент VII потребовал, чтобы король сам приехал в Рим для покаяния. Куда там… Генрих успел объявить себя главой Английской церкви. Тогда папа отлучил его от церкви, брак с Анной Болейн признал недействительным, а дочь Елизавету незаконнорожденной. Анне так и не удалось родить сына.
Трагическую развязку этой истории папа Климент VII уже не увидел. Через три года Анна Болейн была казнена «отрубанием головы» за измену мужу, а в стране начался погром монастырей и казни несогласных. Даже ближайший друг короля великий гуманист Томас Мор поплатился головой. Статистика утверждает (кто там считал?), что цена королевской свадьбы — 72 тысячи человеческих жизней — пытанных, замученных, повешенных. При том количестве населения это страшная цифра.
А Бенвенуто Челлини? Ему не было никакого дела до трудностей папы и уж тем более до забот английского короля. Мы так всегда живем. В мире черт-те что творится, а обыватель пьет себе кофе со сливками и всем доволен. И Бенвенуто был доволен, он выиграл «нравственную тяжбу» с проклятой чашей. Теперь папа требовал его к себе, Бенвенуто при всякой возможности передавал, что, как только отдохнет от великой болезни, тут же будет делать ковчежец, а сам тайно работал в своем доме над золотой медалью с изображением понтифика. Вначале он должен был приготовить стальные чеканы. Медаль должна была быть прекрасна. На одной стороне красивое изображение папы, а на другой он задумал изобразить Мир. «Это была маленькая женщина, — так описывал Бенвенуто уже готовую медаль, — одетая в тончайшие одежды, препоясанная, с факельцем в руке, которая сжигала груду оружия, перевязанного в виде трофея; и там была изображена часть храма, в каковом был изображен Раздор, скованный множеством цепей, а вокруг надпись, гласившая: «Clauduntur belli portae»» [2].
И работал бы он тихо и успешно, если бы не помешала любовь. Предметом страсти была юная, совсем девочка, сицилийка по имени Анджелика, замечательная красавица. Анджелика жила с матерью Беатриче, женщиной ловкой и пронырливой, и мать и дочь были куртизанками. Анджелика тоже полюбила Бенвенуто, и они договорились бежать на год во Флоренцию. Видно, Рим Бенвенуто опостылел.
Но мать не обманешь, она узнала о планах дочери и, не долго думая, однажды ночь тайком уехала с семейством из города. Надо полагать, что она боялась Бенвенуто, потому что успела пустить слух, что уехала в Чивитавеккью, а на самом деле отбыла совсем в другое место. Обезумевший от горя Бенвенуто бросился в эту самую Чивитавеккью и «натворил неописуемых безумств, чтобы отыскать девочку». Подробностей этих безумств мы не знаем, но об одном, совершенном уже при возвращении в Рим, он рассказывает.
Дело касалось некромантии. В XXI веке, когда мы уже на Луне побывали, придумали клонирование и компьютер, огромная часть вполне разумного человечества помешана на магах, колдунах, сглазах и приворотах. Можно представить себе любопытство средневекового люда к этим секретным забавам мироздания. Про Бенвенуто нельзя сказать, чтобы он был как-то особенно суеверен или заражен мистикой. Религиозен он был тоже вполне умеренно, но был очень любопытен. Любопытство двигает вперед прогресс, науку, но также приводит к невообразимым глупостям. Это любопытство и привело Бенвенуто к сицилийскому священнику, человеку «возвышенного ума» и образованного сверх меры, он знал не только латынь и греческий, но и еврейский язык. Как-то зашел разговор о некромантии, и Бенвенуто сознался, что всегда хотел узнать что-либо об этом искусстве.
— Я могу показать тебе, но только в том случае, если ты умеешь сохранять спокойствие в любой ситуации и имеешь твердый дух.