Мария Федоровна говорила святую правду. Тилли, ее дорогая Тилли завещала императрице своих детей. Вот уже пятнадцать лет, как нет на свете баронессы Анны Юлианы Шиллинг фон Канштадт, супруги генерал-аншефа Христофора Бенкендорфа, одного из первых гатчинцев и соратников. Она ушла из жизни в те самые дни коронационных торжеств в Москве, когда Мария Федоровна больше, чем когда-либо, нуждалась в ней. Печальная весть пришла из-за границы: Тилли скончалась в тяжелых муках, и необъяснимое чувство вины перед подругой терзало сердце императрицы, особенно когда она позвала к себе младшего из Бенкендорфов — Константина. Он ей больше Александра напоминал о Тилли. Императрица в течение долгих и трудных для нее лет выполняла долг перед дорогой ее сердцу подругой. Подобное постоянство накладывало на остальных, в том числе и на государя, определенные обязательства, которые не всегда хотелось выполнять. Спорить с Беннигсеном? О нет! В известные времена каждый бы поостерегся.
Бенкендорф хорошо помнил мать. Ее живой образ стоял перед глазами. Он так свыкся с ее именем, вывезенным из Монбельяра, с ее положением ближайшей наперсницы императрицы, с драматической судьбой, исковерканной покойным императором, что принимал покровительство названой матери без униженности и придворного лицемерия, всегда внимательно выслушивая часто неприятные и подробные наставления.
— Александр, ты едешь на войну, пожалуйста, будь осторожен с черноокими красавицами, — напутствовала императрица, когда узнала, что он поступил в отряд охотников к князю Цицианову.
Когда он получил назначение в Париж, императрица снова предупредила его:
— Смотри, Александр, я не хотела бы получать дурные вести.
Но он, конечно, подводил названую мать. История с мадемуазель Жорж расстроила ее, а долги, о которых так долго потом судачили в эмигрантских кругах, удручили. Денег Бенкендорф потратил уйму!
— Ты слишком красив, Александр, и даешь женщинам много власти над собой.
О счетах парижских кредиторов она, однако, не обмолвилась и словом. Позднее ходили слухи, что он и сбежал от займов. Истинную причину внезапного отъезда из посольства Бенкендорф скрывал.
Вообще, Мария Федоровна много времени уделяла потомству Тилли. Когда младшую сестру Бенкендорфа Доротею определили в Смольный монастырь, императрица приезжала туда чуть ли не каждую неделю. Иезуит аббат Николя раз в месяц докладывал ее конфиденту Плещееву о занятиях братьев. Константин нередко хворал, и Мария Федоровна посылала в пансион личного врача.
Она сама сосватала Доротею, предназначив ей в супруги военного министра князя Христофора Ливена, юношу двадцати двух лет. В России — ни до, ни после — никогда должность военного министра не занимал человек в столь нежном возрасте. И он оказался мужем Доротеи, которая позднее приняла русское имя Дарья. Имя Доротеи напоминало Марии Федоровне родной Монбельяр, дворец в Этюпе и мать. А сколько она возилась с другой дочерью Тилли — своей тезкой Марией!
Братья Бенкендорфы мальчишками в Байрейте принесли клятву в пожизненной дружбе великим князьям Александру и Константину, внукам Екатерины Великой. Она предназначала всем четверым славную дружбу и тесный союз. Судьба распорядилась немного иначе. Ничто не шло Александру фон Бенкендорфу в руки просто так. Служба набила ему холку.
Обвал деревянной галереи в Закрете, неразрывно связанный с вторжением наполеоновских когорт, ранний вызов в главную квартиру и приказ Барклая-де-Толли состоять при нем в ожидании скорого повеления государя вызвали отрывистую череду воспоминаний. Он сумел бы разобраться в них, не позволяя взять верх над собой. Служба требовала полной отдачи. Всегда быть под рукой у начальства в нужном месте и в нужный час. Павловская выучка действовала безотказно. Ногу в стремя — и вперед!
На зачинающего Бог!
Повеление государя прислали в главную квартиру внезапно, хотя его и ожидали. Выполнить повеление было не просто. Князь Петр Багратион стоял со второй армией у Волковыска почти в ста верстах от левого фланга первой армии Барклая-де-Толли. Сто верст для такого кавалериста, как Бенкендорф, задачка не трудная, если бы не французские разъезды. Бенкендорфу не терпелось встретиться со старым товарищем графом Михаилом Воронцовым, с которым он в иные годы переписывался чуть ли не ежедневно. Ни с одним из друзей Бенкендорф не был так откровенен, да и Воронцов делился с ним и сердечными тайнами, и обстоятельствами службы. Продвигался он успешно и теперь командовал у князя Петра второй сводной гренадерской дивизией.
На сборы Бенкендорф потратил час и в сопровождении эскорта из десятка драгун и казаков, отобранных в отряде полковника Иловайского 12-го, покинул Вильну. С казаками у Бенкендорфа давно сложились особые отношения. Он ценил их за смелость и ловкость и за то, что они