Бен-Гур

— Наше спасение зависит от исхода боя. Однако я понимаю, что ты сделал для меня. Говоря прямо, ты спас мою жизнь, рискуя собственной. Об этом станет известно… но, что бы ни произошло, прими мою благодарность. Если же Фортуна окажется ко мне благосклонной, я отблагодарю тебя так, как подобает римлянину, имеющему власть и возможность доказать свою признательность. Однако, если ты оказал свое благодеяние с действительно добрыми намерениями, а точнее, обращаясь к твоей доброй воле… — он поколебался. — Я прошу у тебя обещания сослужить мне, в определенных условиях, величайшую службу мужчины мужчине. Обещай же сейчас!

— Если дело это не запретно, я выполню его, — ответил Бен-Гур.

Аррий снова опустил голову.

— Ты в самом деле сын еврея Гура? — спросил он чуть погодя.

— Как я и говорил.

— Я знал твоего отца…

Иуда придвинулся ближе — голос трибуна был слаб — и превратился во внимание, ибо ожидал, наконец, услышать весть о доме.

— Я знал его и любил, — продолжал Аррий.

Еще одна пауза, во время которой что — то отвлекло мысли говорившего.

— Не может быть, чТобы ты, его сын, не слышал о Катоне и Бру те. Они были великими, но наибольшее величие принесла им смерть. Умирая, они оставили закон: римлянин не переживает свою удачу. Ты слушаешь?

— Я слышу.

— По обычаю, каждый благородный римлянин носит кольцо. Вот оно, на моей руке. Возьми его теперь.

Он протянул Иуде руку, и тот выполнил просьбу.

— Надень его на свою руку.

Бен-Гур сделал и это.

— Безделушка может оказаться полезной, — говорил далее Аррий. — Я владею имуществом и деньгами. Даже в Риме я считаюсь бога тым. Семьи у меня нет. Покажи кольцо вольноотпущеннику, который управляет имуществом в мое отсутствие, — ты найдешь его на вилле у Мизена. Скажи, как оно к тебе попало, и проси, чего захочешь, или даже всего, — он не откажет. Если останусь в живых, я сделаю для тебя большее: я сделаю тебя свободным и верну в твой дом, к твоей семье, или же ты сможешь заняться тем, чем пожелаешь. Ты слышишь?

— У меня нет выбора, слышать или нет.

— Тогда поклянись. Богами…

— Нет, добрый трибун, я еврей.

— Тогда твоим Богом, или в самой священной форме, какую предполагает твоя вера, клянись выполнить то, о чем я сейчас скажу. Я жду, мне нужно твое обещание.

— Благородный Аррий, судя по твоему тону, меня ждет что-то очень важное. Сначала скажи свое желание.

— И тогда ты пообещаешь?

— Это значило бы уже обещать, а… Славен будь Бог моих отцов! К нам идет корабль!

— Откуда?

— С севера.

— Ты можешь определить национальность по его виду?

— Нет, я сидел на веслах.

— Он несет флаг?

— Нет, не вижу.

Аррий помолчал, по-видимому, глубоко задумавшись.

— Корабль все еще идет к нам? — спросил он наконец. — Да.

— А сейчас ты видишь флаг?

— Он идет без флага.

— И никакого знака?

— Он идет под парусом, у него три ряда весел, движется быстро — вот и все, что я могу сказать.

— Римлянин-победитель нес бы много флагов. Это враг. Теперь слушай, — Сказал Аррий, мрачнея. — слушай, пока я могу говорить. Если галера окажется пиратской, твоя жизнь в безопасности — может быть, они не отпустят тебя на свободу, могут снова по садить на весла, но не убьют. Я же…

Трибун запнулся.

— Клянусь Поллуксом! — продолжал он решительно. — Я слишком стар, что бы пережить бесчестие. Пусть в Риме думают, что Квинт Аррий, как и полагается римскому трибуну, пошел на дно со своим кораблем в разгаре схватки. Вот что ты должен сделать для меня. Если галера окажется пиратской, столкни меня с доски и утопи. Ты слышишь? Поклянись, что сделаешь это.

— Я не буду клясться, — твердо сказал Бен-Гур, — и не сделаю этого. Закон, который превыше всего для меня, о трибун, назвал бы меня убийцей. Забери свое кольцо, — он снял с пальца печать, — забери его вместе со всеми обещаниями на случай избавления.

Правосудие, пославшее меня на галеры до конца жизни, сделало Бен-Гура рабом, но я не раб и не твой вольноотпущенник. Я сын Израиля и — по крайней мере, в эти минуты — сам решаю за себя. Забери кольцо.

Аррий не шевельнулся.

— Не хочешь? Тогда, без злобы и отчаяния, но чтобы освободить себя от ненавистных обязательств, я отдаю твой подарок морю. Смотри, трибун!

Он отшвырнул кольцо. Аррий услышал всплеск, но не поднял глаз.

— Ты сделал глупость, — сказал он, — глупость для человека в твоем положении. Я не завишу от тебя в своей смерти. Жизнь — это нить, которую я смогу перерубить и без твоей помощи, но если я это сделаю, что будет с тобой? Обреченные на смерть предпочитают принять ее из чужих рук по той причине, что душа, которой наделяет нас Платон, восстает против мысли о саморазрушении — вот и все. Если корабль окажется пиратским, я расстанусь с миром. Воля моя тверда. Я — римлянин. Успех и слава превыше всего. Однако, я мог бы помочь тебе — ты не пожелал. Кольцо было единственным свидетелем моей воли. Теперь погибли мы оба. Я умру, жалея о победе и славе, покинувших меня; ты останешься жить, чтобы умереть немного позже, скорбя о священном долге, не выплаченном из-за твоей глупости. Мне жаль тебя.