Бен-Гур

«Гонки колесниц. Мессала из Рима, заключает пари с Санбалатом, также из Рима, что он обойдет Бен-Гура, еврея. Ставится двадцать талантов в соотношении шесть к одному против Санбалата.

Свидетели: САНБАЛАТ.»

Все замерли в немой сцене. Мессала уставился в табличку, а все остальные глаза, широко раскрывшись, глядели на него. Он чувствовал взгляды и быстро соображал. Совсем недавно он стоял на том же месте, так же собрав вокруг соотечественников. Они помнят. Если он откажется подписать, репутация героя потеряна. Но подписать он не может; у него нет сотни талантов, нет и пятой части этой суммы. Вдруг все мысли исчезли, он стоял безмолвный и бледный. Наконец пришла спасительная идея.

— Ты, еврей, — сказал он, — где твои двадцать талантов? Покажи.

Ироническая улыбка Санбалата стала еще шире.

— Вот, — ответил он, протягивая Мессале бумагу.

— Читай, читай! — зашумели вокруг.

И снова Мессала читал:

«В Антиохии Таммуза 16й день.

Податель сего, Санбалат из Рима, по первому требованию получит от меня пятьдесят талантов в монете цезаря.

СИМОНИД.»

— Пятьдесят талантов, пятьдесят талантов! — эхом прокатилось по изумленной толпе.

Тут на помощь кинулся Друз.

— Клянусь Геркулесом! — кричал он. — бумага лжет, и еврей — лжец. Кто, кроме цезаря, располагает пятидесятые талантами? Долой наглого белого!

Крик был гневен и гневно повторен, но Санбалат не трогался с места, и чем дольше он ждал, тем сильнее раздражала римлян его улыбка. Наконец заговорил Мессала.

— Тихо! По одному, соотечественники, по одному ради любви к древнему имени римлянина.

Передышка вернула ему ощущение превосходства.

— Ты, обрезанная собака! — продолжал он, — я дал тебе шесть против одного, не так ли?

— Да, — спокойно ответил еврей.

— Ну так дай мне назвать сумму.

— Изволь, если она не будет слишком мелкой.

— Тогда пиши пять вместо двадцати.

— Столько у тебя есть?

— Клянусь матерью Богов, я покажу тебе расписки.

— Нет, слова такого бравого римлянина довольно. Только доведи до ровного счета — я бы написал шесть.

— Пиши.

Они обменялись расписками.

Санбалат немедленно встал и осмотрелся. Улыбку сменила ухмылка. Никто лучше него не знал, с кем он имеет дело.

— Римляне, — сказал он, — ставлю пять талантов против пяти талантов, что белый победит. Я против вас всех — если вы осмелитесь.

Он снова удивил их.

— Что? — воскликнул он громче. — Так значит, завтра в цирке будут говорить, что израильский пес вошел во дворец, полный римской знати, — отрасли цезаря среди прочих — поставил против всех пять талантов, но у них не хватило смелости принять вызов?

Это было невыносимо.

— Довольно, наглец! — сказал Друз, — пиши и оставь на столе; завтра, если у тебя в самом деле окажется столько денег, чтобы бросить на ветер, я, Друз, обещаю, что твой вызов будет принят.

Санбалат снова сделал запись и, встав, сказал, невозмутимый, как прежде:

— Смотри, Друз, я оставляю тебе свой вызов. Когда он будет подписан, пошли мне в любой момент до начала гонок. Меня можно будет найти рядом с консулом над воротами Помпея. Мир тебе; мир всем вам.

Он поклонился и вышел, не обращая внимания на посылаемые вдогонку издевательства.

Несмотря на поздний час, история колоссального пари облетела весь город. Бен-Гур, ложась спать рядом с лошадьми, услышал и о ставках, и о том, что Мессала рискнул всем своим состоянием.

Никогда он не засыпал так спокойно, как в эту ночь.

ГЛАВА XII Цирк

Цирк Антиохии, стоящий на правом берегу реки почти напротив острова, в плане ничем не отличался от других строений этого рода.

Игры были в полном смысле подарком публике, то есть вход для всех был свободный, и как ни огромно было сооружение, страх не достать места был столь велик, что еще за день до открытия игр множество народа собралось в округе, раскинув временный лагерь, напоминавший стоянку целой армии.

Ровно в полночь открыли входы, и толпа рванулась внутрь, занимая места, с которых их обладателей могло согнать только землетрясение или армия с копьями наперевес. Люди провели ночь на скамьях, там же позавтракали, и закрытие игр застало их там же и столь же жадными до зрелищ, как в самом начале.

Чистая публика, заказавшая специальные места, двинулась к цирку после первого часа утра; среди нее выделялись своими паланкинами и ливрейными слугами самые знатные и богатые.

Ко второму часу из города текла бесконечная и неисчислимая человеческая река.

Как только гномон официальных часов в цитадели указал половину второго часа, легион при всех регалиях и с развернутыми штандартами спустился с горы Сульфия; и когда замыкающая шеренга последней когорты вошла на мост, Антиохия обезлюдела совершенно — цирк не мог вместить всех, но тем не менее все отправились к цирку.