Белый ворон

— Жаль, — в который раз огорчился я. — Твоя мамка до знакомства с Чикатилой их очень любила лизать… Пасть закрой, вафлер, время базара вышло. Ты и я. Больше никто. Отвечаю моим словом!

— Сейчас! Прямо уже! — изрыгал из себя извивающийся в руках подельников Порох, — я тебе не только яйца, но и хер отрежу…

— Пошли тихо к выходу, — предложил я. — Только не беги. Пуля догонит.

— За тобой, сука, буду гнать… На краю земли найду, падло…

— Тебя сейчас не это волнует, а другое. Отвечаю перед всеми, если меня уроешь, вы спокойно уйдете. Когда ты шибко грамотный, то знаешь про мое слово.

Хотя сам Порох продолжал вести себя, как положено вождю, его немногочисленное окружение стало подтверждать мою высокую репутацию. Все правильно, вожди — они все больше бесноватые, а любой исход нашего поединка давал корешам Пороха путевки в жизнь, потому о большем они и не думали.

Точно суки паршивые, в прежние времена блатного, нарушившего слово, судило правило воровское, впрочем, к этим ребяткам такие мемуары отношения не имеют. Какие они блатные? Обыкновенные бизнесмены, оформлены какими-то менеджерами в своих точках, в крайнем случае, охранниками. А для нашего бизнесмена врать и подводить — обычная манера работы, хотя когда-то не было ничего крепче на этой земле честного купеческого слова. Никаких бригад не требовалось, чтобы долги получить. Не то что теперь. Впрочем, сейчас даже инженерам впору бригаду из половины нанимать, чтоб уже заработанные деньги с государства слупить. Только вряд ли кто-то из блатных или служивых рискнет ехать против нахально зажимающего чужие бабки папы-импотента. Все уже давным-давно привыкли к его поведению, кроме очередных гадостей на блага детей, ожидать от него нечего.

Я намеренно отвлекал себя от предстоящего боя, пока Рябов обговаривал условия поединка со стриженным под Никиту Хрущева парнем, не уступающим в размерах Пороху. Договаривались они быстро, вот что значит коммерсанты. Нашу дуэль решили организовать не отходя от кассы, на заднем дворе дискотеки. Места лучше не сыскать, тихо-спокойно, нужно только сосушек с клиентами оттуда выдворить — и все заботы по подготовке ратного поля. Борьба, естественно, идет до победного конца, и когда одному из нас этот самый конец наступит, победитель свистнет дважды. Труп проигравшего забирает его команда, и обе компании растворяются в ночи. Правда, этот с лысой прической тут же поведал, что я наверняка в бронежилете, лишний раз доказав, какое внимание с недавних пор гусевская команда уделяет моей скромной персоне.

По такому поводу было предложено драться по пояс голыми — авось, победитель не простудится да и традиции будут соблюдены. Мы остаемся на заднем дворе один на один, стоящими друг от друга на расстоянии десятка ящиков из-под пива, а сигналом к началу поединка должен стать кошачий вой, сымитированный многопрофильным Вохой.

Андрей тут же продемонстрировал свое высокое искусство, чтобы какой-то настоящий кот своими несдержанными воплями не испортил начало представления без зрителей. Андрей гнусно мяукал, и мне сразу стало ясно, что в Педриле погибает великий педагог по классу вокала.

Немного успокоившийся Порох потребовал пару минут для разминки, и я согласно кивнул головой. В конце концов, соблюдать последнее желание смертника — это тоже традиция. Бывший штангист занимался какой-то одному ему известной физкультурой, зажав нож с пилой в верху лезвия, а я едва сдерживал улыбку, глядя на его потуги размять плечевой пояс, твердо зная — пусть он хоть все свои мышцы наизнанку вывернет, не поможет. Я его убью. Обязательно. Всенепременно. Иначе вся игра насмарку, зря Костю назначил директором. Он даже не те мышцы разминает, нож — не штанга, наверняка им пользовался, но только когда беззащитных людей стращал или кожу на них резал для острастки.

— Готов! — раздался сигнал Пороха, и мы сбросили на руки секундантов одежду.

Вот и все. Порох готов к труду и обороне. Ничего, сейчас точно готов будешь. И никаких сомнений, рассуждать иначе — означает преподнести себя противнику на тарелочке. Я этого никогда не делал и сейчас изменять своим правилам не собираюсь.

Ребята оставили нас наедине; Порох доказал, что он крут по-настоящему. Не стал рыпаться вперед, сыпать пустыми словами, а лишь дергал накачанными мышцами груди, бормоча что-то под нос. Успокоился, это плохо.

— Слышь, опущенный, — громко сказал я. — Отрежешь мой член, сразу мамке его неси на память. Она его сосать любила, отгружала по самые гланды.