— Правильно. Голубенко расстроил. Зато ты утешил.
— Еще как, — самодовольно говорю, с ужасом вспоминая о предстоящих трудовых подвигах.
— Кто бы сомневался, — чуть сбавила тон Марина.
— Сколько ты спал в эти сутки? — серьезным тоном спрашивает Рябов.
— Мало, — снова говорю чистую правду, боясь подвести Сережу.
Женщины, конечно, способны украсть часть жизненной энергии, но недосып перед схваткой куда опаснее, здесь Рябов снова прав. Только я очень сомневаюсь, что он скомандует мне раздеться, выспаться и лишь затем приступить к так называемому хобби.
— Выпей эту таблетку, — командует Сережа.
— А что, допингконтроля не будет?
— Контроль будет. Идем без оружия.
— А ножик?
— Ну кто сегодня без ножа ходит? Тот, у кого молоток. Поехали. Воха с ребятами уже веселятся. Мы и так задерживаемся.
— Я с вами, — выскочила из-за стола Марина.
— Нет, — твердо ответил Рябов.
— Мариночка, если не вернусь живым, ты знаешь, кого прикончить, — киваю на коммерческого директора. — И не забудь на моей тризне заколоть Педрилу. В загробной жизни мне без него станет скучно.
Марина пристально посмотрела на Рябова.
— Нет, — повторил Сережа, и я тут же пришел к нему на помощь:
— Мариночка, не переживай, для тебя тоже работа есть, — не без удовольствия наблюдаю, как теплеют ее глаза. — В моем кабинете на столе кучка бумажек и фотографий. Уничтожь это добро.
— Теперь у нас их уже двое, — пробормотала Марина.
— Кого? — полюбопытствовал Сережа.
— Костиных заместителей, — отрезала секретарша и спросила у меня:
— Эти бумажки точно…? Однажды я так поступила, а потом…
— Не тот случай, Марина. Документы и фотографии мне уже не нужны.
— Они вообще никому не понадобятся, — гарантировал Рябов.
Саша уверенно вел машину по плохо освещенным улицам. Привык, наверное, глаза как у пумы сделались. Некоторые улицы были залиты исключительно лунным светом. Ничего. Завтра шара кончится, бесплатное освещение стухнет, луна спрячется. В моей работе учитываются и такие нюансы.
Таблетка Рябова явно подействовала. Я почувствовал прилив бешеной энергии и словно вернулся в те годы, когда каждый из нас, воспитанных улицей пацанов, был безрассудно отважен, с легкостью пер навстречу опасностям, будто намеряно десяток жизней. Тогда казалось — это именно так; но прошли годы, и последствия безрассудства юности стали сказываться даже на людях, ведущих тихий образ жизни. Они, в отличие от меня, сильно изменились, однако очень часто, особенно при перемене давления, в дождливую погоду начинают ныть кости, и поврежденные в давних драках мышцы напоминают о том времени, когда они не обращали никакого внимания на полученные травмы, полагая — только на них все заживает как на собаке, только им улыбается удача.
Несмотря на мой довольно экзотический вид, я сразу понял, как отстал от жизни, стоило очутиться на дискотеке в «Аладине». Название с одним «д» переливалось бешеными огнями и сразу напомнило мне вывеску магазинчика, находящегося неподалеку от моего офиса. Эта лавка носит название «Victopi», в смысле победа. Просто художник по ошибке вместо английской буквы «R» намалевал русскую. Когда хозяину лавки об этом намекнули, он с ходу заметил: «И так сойдет». Правильно, может, он магазин именно «Виктопи» хотел назвать, мало ли какие слова на вывески цепляют? К тому же художнику доплачивать не нужно. Зачем тогда всяким «Аладинам» удивляться? Тем более, в трех шагах от моего офиса висит рекламный щит: «Изготовление бронебойных дверей и сейфов».
Да, от жизни я точно отстал, думал хожу, как принято. Ошибался. Мой экзотический вид был весьма скромным в сравнении с прикидами молодых людей, дергавшихся под бешеные ритмы группы «Моди Бойз», то и дело демонстрирующей свое совсем уж потрясное одеяние с гигантского монитора профессиональной системы «Караоке».
— Что-то я наших не вижу, — ору в ухо Рябова, уводящего меня в глубь зала.
Сережа тоже прифрантился, нацепил на себя длиннющий макинтош образца пятидесятого года, а потому, верняк, такой клевый прикид сведет с ума от зависти кое-каких местных рэпменов и их бикс. Сам видел, некоторые из чуваков уже тащатся от макинтоша.
Я тоже тащусь. Вслед Рябову, к забронированному заранее столику. Воху и его орлов что-то не видно. Да и вряд ли я их узнаю. Если Сережа так меня вырядил, представляю себе, что он из Андрея сотворил. Слава Богу, хоть голову мою всего лишь косынкой украсил, я тут такие причесоны видел — полный отпад. Волосы красные на голове дыбом стоят, любой петух от зависти выпадет в осадок. Словом, полный дрейв, блин, хэви мэтл.
— Никого не вижу, — гораздо тише жалуюсь Рябову, дегустируя отвратительное пойло, которое здесь подают под видом коньяка.