Вершигора снова пристально посмотрел в мою сторону, однако я протягивал ему посуду с видом абсолютного безразличия. Больше того, сумерки сгустились настолько, что вполне можно было даже язык высунуть, и генерал вряд ли такую реакцию заметил.
Точно так поступил бы на моем месте новоявленный директор фирмы «Виртус». Однако я не Костя, глупостей делать не собираюсь. Тем более, что генеральскую реакцию предвидел. Еще бы, столько лет друг друга знаем. И стаканчик, и фляга с остатками вина, которое мы пили, лежат в моем рюкзаке. Генерал даже не подозревает, какие изумительные копии умеют делать мастера-беженцы по индивидуальным заказам. Настолько индивидуальным, что о них не знает сам доктор искусствоведения Дюк. Следовательно, по-настоящему генерал мог бы насторожиться только в одном случае. Если бы я не потребовал вернуть посуду. Пусть этот новодел мне ни к чему, но иного поведения от человека, помешанного на старинных вещах, Вершигора не ждет.
22
Советский разведчик Козловски прибыл в Москву после выполнения задания в районе Гудзона и принялся отдыхать по-русски. Он с тоскливым видом накачивал самовар собственным сапогом, отбивая такт ногой в портянке, и катил по слегка небритой щеке слезу, вторя патефону «Калинка-малинка-калинка моя» с английским акцентом. У задней стены донельзя захламленной комнаты под портретом главнокомандующего Брежнева на кровати с панцирной сеткой лежала тетя в явно кустодиевском вкусе.
Если бы наш дорогой Ильич сумел взглянуть из рамы на кровать, он, несомненно, с ходу понял: одной ляжкой подруги разведчика Козловски можно наконец-то выполнить Продовольственную программу, тем более, что в планы отдыха советского супершпиона секс пока явно не укладывался. Он, правда, успел выпить добрый жбан водки, закусить его миской черной икры и даже потренькал на балалайке. Кто знает, быть может, для занятий любовью этим русским требуется постановление их маразматического Политбюро? Вероятно, именно такой вопрос мог возникнуть у американцев, смотревших устаревший боевик «Схватка у Гудзона», где наше родимое КГБ отчего-то все подряд именовали СМЕРШ.
Нащупав пульт, я отключил видеомагнитофон. Не дай Бог, дальнейшее развитие науки и техники одним стерео не ограничится; того глядишь, со временем можно будет не только лицезреть шпиона на экране телевизора, но и унюхать запах его портянки. С американцев станется, они своими изысками по части натурализма особо нервных заставляют блевать. Как и красный шпион Козловски, я сейчас отдыхаю. Правда, без самовара и балалайки, здесь такой роскоши нет. Икры, водки и всего прочего хватает, зато явная напряженка с портянками. И девицами в кустодиевском духе. Снежана как-то непохожа на эту гору мяса, символизирующую, по режиссерскому замыслу, нашу женщину. Не зря мне с детства внушали, как капитализм сходит с ума от зависти к советскому народу. Правильно, подумал я, выпив рюмку «Смирновской», такой жир под названием женщина скорее в Америке встретишь, чем здесь. А их режиссер, увидев Снежану, раскатал бы губу еще чувственнее и сексуальней, чем шпион Козловски при виде портрета дорогого вождя.
Снежана легко коснулась кнопки «Панасоника», и из динамика полилась музыка, даже отдаленно не напоминающая «Калинку». Глядя на бывшую фотомодель, которая, медленно извиваясь, выползала из длинного серебристого платья, я внезапно почувствовал, как подействовало на меня искусство. Еще бы, ведь в конце концов это почти конспиративная квартира; где-то вдалеке от нее работает мой резидент под личиной директора фирмы «Виртус», а его жена — самая настоящая связная, хотя о своей главной роли не подозревает. Секс — глубокое прикрытие, явка — моя дача, связь — производственная необходимость. А сексуальная связь — самая настоящая конспирация.
Кроме явно шпионских устремлений, стараюсь доказать делом свой высокий идейно-моральный уровень, политическую грамотность и преданность идеалам всей жизни. Ведь не зря возле ворот моей дачи застыл гипсовый пионер с поднятым горном, целясь этим музыкальным инструментом в облупившийся зад статуи девушки при весле над изрядно выцветшим транспарантом «Жить и работать по-ленински».
К сожалению, у меня пока так не получается. Единственно, чем я похож на вождя мирового пролетариата, так это отсутствием трудовой книжки. Потому что когда-то, подобно Ильичу, считал где-то работать ниже своего достоинства, но жить по заграницам, копируя скромный быт вождя революции, так и не получилось. Остается одна надежда на помощь Снежаны, пусть она на Надежду Константиновну не очень похожа, так и я на товарища Крупского не сильно смахиваю. Глядя на трусики, медленно сползающие с точеных ног связной, я отчего-то перестал думать о вожде революции. А куда он денется, как там раньше пели: «Ленин в тебе и во мне»? Оригинально, конечно, однако, в отличие от Снежаны, мне не светит даже помечтать забеременеть таким счастьем.