Белый вепрь

Филипп не знал, что и сказать. Он перевел взгляд с книги, немного потрепанной, несмотря на бережное обращение, к яркому полотну на стене: казалось, в полутемной комнате правит пир сама природа. И тут ему пришло в голову, что есть люди, рожденные для любви, и любить они будут, чего бы им это ни стоило, вопреки всем и всему.

Все еще не отводя глаз от книги, Маргарэт медленно произнесла:

— Мне прежде не приходилось видеть ничего подобного. А ведь я всегда любила сказочных животных, вроде грифонов, василисков и этих, ну, как их там, — с туловищем льва и лицом человека с горящими глазами. А вы мне всегда представлялись в образе рыцаря, убивающего в мою честь этих монстров.

Он почувствовал в ее голосе легкую насмешку над самой собой. Все еще рассматривая веселые картинки в книге, Филипп заметил:

— Боюсь, все это копии. В те дни состояние моего кошелька не позволяло делать подарки, достойные старших братьев. Я, помню, даже сомневался, стоит ли покупать такую дешевку.

Наступило молчание. Свеча затрещала и погасла. В противоположном углу комнаты, за тяжелыми занавесями, угадывались очертания большой кровати. В изножье стояла скромная койка служанки. Она вот-вот должна вернуться и лечь спать, иначе другие удивятся, отчего она так надолго оставила хозяйку. Отложив книгу в сторону, Филипп подошел к столу. На нем лежал открытый массивный том.

— «Исповедь»? — с удивлением спросил он. — Необычное чтение для женщины, ничего не скажешь.

— Мой отец почему-то всегда считал меня умнее, чем я есть на самом деле, — с легкой улыбкой ответила Маргарэт. — С Блаженным Августином{103} я познакомилась очень рано. К тому же я запомнила ваши слова: не обязательно с ним во всем соглашаться, но поскольку ум его так велик, что объемлет практически весь мир, то лучше спорить с ним, чем соглашаться с десятками и сотнями других авторов.

Маргарэт приподнялась и посмотрела Филиппу прямо в глаза.

Камеристка уложила ей волосы, они сияли и переливались, будто темный поток воды, освещаемый яркой луной. Маргарэт по-прежнему не отводила взгляда от Филиппа. Он понял, что Мэг уже навела в своей душе порядок, а вот ему этого сделать никак не удавалось. Ясный взгляд Мэг говорил лучше всяких слов, она все поняла и со всем примирилась задолго до его прихода.

Какое-то время Филипп сидел неподвижно, не отводя взгляда от книги на столе. Строки, полные пламенной страсти, бежали одна за другой, спотыкаясь о странные завитки прописных букв. «Но в таких вещах нет места передышке, — прочитал Филипп, — они пребывают в постоянном движении, ни секунды не стоят на месте. Одних лишь чувственных ощущений мало, чтобы за ними угнаться. Ибо чувственные ощущения всегда запаздывают… Эти вещи самодостаточны. Но самодостаточность заключается не в том, чтобы проделывать путь из одной заданной точки в другую…»

Тонкие страницы шелестели под его пальцами, и это был единственный звук, нарушавший напряженную тишину. Он ждал чего-то, ждал весь день, волновался, но так и не мог понять, что с ним происходит. Филипп захлопнул книгу, опустился на стул рядом с Маргарэт и потянулся к ней.

Губы Мэг податливо раскрылись. Они сидели совершенно неподвижно, тесно прижавшись друг к другу. Им вполне хватало этих прикосновений… В конце концов, не говоря ни слова, Филипп взял Маргарэт на руки и понес к постели. Откинув полог, он положил ее на подушки, задернул занавеси и в полной темноте опустился рядом.

Глава 13

— Лорд Ловел стоит у конюшни, гладя круп своего жеребца… — Фрэнсис наклонился, едва удержав на коленях лютню, перехватил адресованный даме, сидящей рядом, венок и сам надел его на голову красавицы. Она небрежно улыбнулась обескураженному поклоннику, смотревшему на нее с обожанием, и сказала:

— Мсье Фрэнсис, разве же можно столь откровенно лишать других того, что принадлежит им по праву? У вас в Англии все такие пираты?

— Нет, мадам, мы становимся ими только в Бургундии, — немедленно откликнулся Фрэнсис, устраиваясь поудобнее у ее колен. Все это происходило в саду. Женщины сидели, склонившись кто над шитьем, кто над картами, а англичане оказывали им всяческие знаки внимания. Ветви виноградника густо покрывали стену, и оттуда доносилось жужжание пчел. За последние недели не выпало ни капли дождя, и в горячем воздухе висел густой медовый запах. Лето достигло своего зенита. «Словно в стране лотофагов из древней легенды»{104}, — усмехнувшись, подумал Фрэнсис, опуская лютню на землю. Струны издали жалобный звук.

— Вы не кончили песни, мсье? — обратилась к нему Маргарэт. — Этот лорд Ловел, он что, ваш предок?

— Весьма вероятно, мадам. Надо сказать, повеса он был изрядный и любовник неверный. У женщин было много поводов жаловаться на него. — Лениво потянувшись, Фрэнсис с улыбкой посмотрел на Маргарэт. — Но это не семейная традиция.