Белый вепрь

До городка, где собирались заночевать путники, оставалось несколько миль, однако тени начали удлиняться — приближался вечер. Показались беспорядочно разбросанные строения бенедиктинского аббатства. Какой-то торговец, покончив с дневными трудами, стучался в ворота. Небо полыхало закатными красками. Филипп кивнул в сторону домиков:

— Помните монашка в доме неподалеку от Ридинга, которого мы встретили на пути в Тьюксбери? Теперь он приор в Колчестере. Я там случайно останавливался зимой после возвращения из Палестины. Вот уж не думал, что снова увижусь с ним.

— Как же, как же, помню. На священника он был похож меньше всего. Из-за него я крепко недоспал, — воспоминание заставило Фрэнсиса ухмыльнуться, — но надо признать, раны исцелять он умеет.

Становилось темно. Всадники поскакали быстрее. За ними скрипели и громыхали телеги, груженные всяким скарбом. Едва они миновали долину, как, позолотив шпили Лейсестера, блеснул последний луч солнца. За холмом остался Босворт.

В своем дворце в Вестминстере умирал король Эдуард Йорк. Он до конца боролся с болезнью, зная, как много еще не сделано. Не хотелось передавать все это в чужие неумелые руки, но пришел час, когда дальнейшее сопротивление стало бессмысленным. Хлопоты Гоббса приносили лишь дополнительные мучения. Нетерпеливым жестом король велел уйти безутешному лекарю и посвятил остаток своего времени неотложным делам. Завещание, душеприказчики — все, чтобы обеспечить мирный переход власти в руки двенадцатилетнего сына, находившегося в Ладлоу. Его судьбу Эдуард вверял своему брату Ричарду. Он собрал у своего ложа своих приближенных и родственников жены, заставил всех дать клятву дружбы — то, чего прежде ему сделать не удалось. Обливаясь слезами, все поклялись. Затем остались только священники, читающие молитвы.

Вскоре все смолкло, король остался один. В изножье кровати зажгли большие свечи. Угасающим взглядом король обвел комнату. Лица покачивались и постепенно уплывали, возникали какие-то блуждающие тени. Эдуард узнавал их. Уорвик с неизменным высокомерием смотрел на него своим ястребиным взглядом. Он улыбался, будто посмеиваясь над бессильными попытками умирающего оттянуть конец. Монтегю, он тоже устремил на Эдуарда неотрывный взгляд. Бедняга Джек, который, потеряв всякое самообладание, повернулся к нему спиной и так жестоко поплатился за это на рыночной площади Барнета. Эдуард слышал шуршание шелков королевы Маргариты Анжуйской и видел мягкий, непонимающий взгляд ее безумного мужа. Были тут и другие, кого он знал хуже, но и они пришли и стояли безмолвно, сложив руки на груди.

Взгляд затуманивался все больше. Он напрягался изо всех сил, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в сгущающейся тьме. Ряды торжественно застывших часовых разомкнулись, и в образовавшемся проходе что-то ослепительно вспыхнуло — словно гирлянда изумрудов засверкала переливающимися огоньками. Улыбаясь, поигрывая какой-то безделушкой, вошла последняя тень и, усевшись у самой кровати, насмешливо посмотрела на него.

— Ну что, Нед, слишком быстро пришло время? Так всем нам кажется. Вот и мне казалось, когда ты бросил меня в Тауэр, но ты и глазом не моргнул.

С неимоверным усилием, едва шевеля губами, умирающий проговорил:

— Я не желал тебе ничего дурного. Я бы помиловал тебя, коли ты попросил, я ведь обещал тебе это…

— И как же, должно быть, ты был счастлив, когда я отказался. Это ведь был для тебя такой пустяк — чужая жизнь, но у меня-то после того, как ты все отнял, ничего больше не осталось. Уж это-то ты мне мог сохранить?

— Но как? Да, с тобой бы я мог договориться — всегда договаривался, — но ведь оставался мой мальчик. Я должен был о нем позаботиться.

Раздался пронзительный смех — резкий, свистящий.

— Ну и что, позаботился? Теперь доволен? Уладил дела с Людовиком, усмирил баронов и выманил Генри Тюдора из гостеприимной Бургундии? Немного все же не хватает, Нед, немного не получилось у тебя с порядком, к которому ты так стремился.

Темноту снова прорезал яркий свет. Эдуард прикрыл глаза.

— Все, что мог, я сделал. Остальным займется Дикон, теперь все в его руках.

— Да, замечательное наследие ты ему оставляешь. Франция, Шотландия, Тюдор в Бретани, дома — твоя добрая женушка Елизавета, Нортумберленд в Альвике, а он ох как не любит герцога Глостера, на западе милорд Стэнли, который недавно женился. — Улыбающееся лицо склонилось прямо над умирающим. — Ты что же, на чудо надеешься, Нед? Да больше и не на что надеяться…