Белый раб

Глава тридцатая

Хозяева держат своих рабов в постоянном трепете, и на этом зиждется их власть над ними. Низменный и животный страх — вот единственное чувство, которое господин вызывает у раба. Решив повесить несчастного, о печальной судьбе которого мы рассказали в предыдущей главе, судьи вовсе не были уверены, что именно он — виновник; да их это не очень-то и беспокоило: целью приговора было напугать всех остальных, показав на примере то, что они сами называли здравой и необходимой мерой, и тем самым приостановить ограбление соседних плантаций. Это им удалось: как ни старался Томас ободрить нас, мы были страшно подавлены и не чувствовали желания помогать в осуществлении его планов, которые, по мере того как возрастали препятствия, становились всё более решительными и смелыми.

Один из наших товарищей был так потрясён участью несчастного Билли, что, казалось, потерял всякую власть над собой, и мы всё время со страхом ожидали, что он всех нас выдаст. Вечером, после казни, он был в таком ужасе, что, вероятно, с лёгкостью сознался бы во всём, если б только кто-нибудь из белых оказался достаточно трезвым, чтобы выслушать его. Немного погодя он как будто успокоился, но в течение следующего дня у него в порыве возбуждения, по-видимому, вырвались кое-какие намёки, которые подслушал один из надсмотрщиков. Как я узнал позже, тот доложило слышанном мистеру Мартину, но управляющий ещё не успел хорошенько протрезвиться после ночной попойки и не был в состоянии понять то, что ему шептал надсмотрщик.

Мы уже готовы были успокоиться, как вдруг произошло событие, заставившее нас искать спасения в бегстве. Какие-то люди, проходя по берегу реки, заметили нашу лодку, которую мы в ту ночь в спешке не укрыли с обычной тщательностью. В лодке находилась не только часть мешков с рисом, за которым мы до сих пор не решались сходить, но и вся наша обувь, вполне соответствовавшая мерке, предъявленной на суде. Это могло служить явным доказательством того, что в набегах участвовало много людей, а так как одного из них удалось проследить до самого Лузахачи, то и остальных, несомненно, нужно было искать здесь же.

К счастью, меня заблаговременно предупредила обо всём одна из служанок управляющего, с которой я поддерживал довольно близкие отношения, считая, что, может быть, впоследствии мне это пригодится. Девушка рассказала, что к управляющему прискакал какой-то незнакомец. Лошадь его была вся в мыле, и вид у него был взволнованный — по-видимому, он очень спешил. Он настойчиво потребовал, чтобы его немедленно провели к мистеру Мартину. Когда управляющий вышел к нему, неизвестный выразил желание поговорить с ним с глазу на глаз. Мистер Мартин провёл приезжего в другую комнату, где они и заперлись.

Девушка эта постоянно осведомляла меня обо всём; простодушная на вид, она в действительности была очень сообразительной и ловкой. Она решила подслушать этот таинственный разговор, движимая одновременно и любопытством и мыслью о том, что, может быть, услышит что-нибудь, что окажется полезным для меня. Ей удалось спрятаться в каморке, отделённой только тоненькой перегородкой от комнаты, где управляющий беседовал со своим посетителем. Таким образом она узнала всё то, о чём я уже рассказал. Ей, кроме того, стало также известно, что завтра суд снова соберётся в Лузахачи, и она поспешила предупредить меня об этом.

В свою очередь, я обо всём сообщил Томасу. Мы сразу же сошлись на том, что единственное, что нам остаётся, — это бежать, и немедленно известили товарищей о нашем намерении и о том, чем оно вызвано. Они не колеблясь согласились отправиться вместе с нами, и мы решили двинуться в путь этой же ночью.

Как только наступил вечер, мы покинули плантацию и все вместе направились в сторону леса. Зная, что за нами будет предпринята погоня, мы решили разделиться на несколько небольших групп. Мы с Томасом захотели остаться вдвоём. Остальные двинулись по двое, по трое в разных направлениях. Пока было темно, мы старались идти вперёд как можно быстрее. Когда начало светать, мы укрылись в болотистых местах в чаще леса; наломав веток молодых деревцев, мы устроили из них подстилку посуше и улеглись на ней спать. Мы были утомлены долгой и быстрой ходьбой и спали очень крепко. Когда мы проснулись, было уже за полдень. Хотелось есть, но у нас не было с собой ничего съестного.