Белый раб

Настала долгожданная минута: корабль отвалил от пристани и, лавируя между бесчисленными островками и мысами, загораживающими бостонскую гавань, оставил за собой укрепленный замок и маяк, спустил лоцмана и, подняв все паруса, подгоняемый попутным ветром, вышел в открытое море.

Стоя на баке, я смотрел в сторону земли, казавшейся тоненькой полоской на горизонте. Словно громадная тяжесть свалилась с моей души. Разбились мои цепи, я чувствовал себя свободным… Глядя на берег, быстро уходивший из поля нашего зрения, я ощущал, как в душе разгорается пламя, как она исполняется глубоким презрением - презрением, смешанным с сознанием безопасности.

Прощай, страна моя! - таковы были мысли, родившиеся в моем мозгу, и слова, готовые сорваться с моих уст… И какая страна!… Страна, считающая себя - и требующая, чтобы весь мир считал ее, - оплотом свободы и равенства и в то же время находящая возможным держать огромную часть своего народа в самом нестерпимом и безнадежном рабстве.

Прощай, страна моя! Поистине, великой благодарностью обязан я тебе! Земля тирании и рабства, шлю тебе последнее прости!

А вы, пенистые и бурные волны океана, приветствую вас! Вы - живое воплощение свободы. Приветствую вас, как братьев! Ведь теперь и я свободен наконец! Свободен!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Попутные ветры, благоприятствовавшие нам вначале, вскоре покинули нас. Разразилась непогода. Густой туман окутал нас, ветер ежечасно менял направление и швырял нас из стороны в сторону.

На долю нам выпало немало труда и страданий, но даже и они доставляли мне радость. Я трудился и страдал во имя собственного, а не чужого благополучия. Эта мысль придавала мне силы.

Прилежно и старательно изучал я новое для меня ремесло матроса. Вначале товарищи мои смеялись над моим неумением и неловкостью. Они осыпали меня насмешками и разыгрывали надо мной всевозможные шутки. Но, внешне легкомысленные и грубоватые, они по природе были добры и великодушны.

В первую же неделю плавания у меня произошло столкновение с первым хвастуном и бахвалом на корабле. Я здорово отодрал его, и после этого весь экипаж пришел к заключению, что из меня выйдет толк.

Я был ловок и силен. Для меня стало вопросом чести делать все, что делали другие, и притом делать не хуже других. Меня самого удивляло, как мало времени понадобилось мне на то, чтобы научиться безбоязненно карабкаться по снастям и реям. Все эти бесчисленные спасти, все эти морские термины вначале повергали меня в полное смущение, но вскоре псе стало понятно и ясно. Еще до того, как мы успели пересечь океан, я уже умел не хуже любого другого кренить паруса, брать рифы и править рулем, и все в один голос твердили, что я рожден быть моряком.

Но я не довольствовался том, что ставил паруса и справлялся со снастями, - я пожелал изучить искусство навигации. Среди экипажа находился молодой человек, получивший хорошее образование и поступивший на корабль матросом с целью изучить управление им, как это было принято у жителей Новой Англии, намеревавшихся впоследствии командовать судном. У него имелись книги и инструменты, и так как это было не первое его плавание, он уже недурно умел пользоваться ими и вел исчисления движения корабля.

Этот молодой моряк, которого звали Том Тэрнер, был благородным и достойным юношей, но очень хрупкого телосложения. Силы его не соответствовали поставленной им перед собой задаче.

Я завоевал его доброе отношение, вступившись за него во время одной из потасовок, изредка происходивших на баке. Видя, как жадно я стремлюсь к знанию, он занялся моим образованием, предоставил в мое распоряжение свой "Навигатор", и всякий раз, неся вахту внизу, я занимался его изучением.

Сначала вся эта премудрость казалась мне недоступной и окутанной непроницаемой тайной, но Том Тэрнер, прекрасно владевший словом, многое пояснил мне и облегчил понимание этих сложных вещей.

Все это время мы лавировали среди ньюфаундлендских мелей. Буря по целым суткам не утихала, и мы почти не продвигались вперед. Корабль потерял несколько марселей и рей. Уже семьдесят дней мы находились в море, почти непрерывно борясь с непогодой.

Меня все эти невзгоды не беспокоили. Земля не влекла меня к себе, - своей отчизной я избрал океан. Когда завывала буря, скрипели снасти и трещала обшивка, я только поплотней застегивал куртку и, упершись в свой дорожный сундучок, погружался в изучение "Навигатора". Но позволял я себе это лишь тогда, когда не нес вахты: если мне приходилось оставаться на палубе, я всегда бывал готов по первому зову ринуться к мачтам.

Но вот наконец буря улеглась, и мы, подняв паруса, взяли курс на Францию.

Издали уже виднелась земля, и мы находились всего в нескольких милях от гавани, когда вдали появился вооруженный бриг под английским флагом, державший курс прямо на нас. Не успели мы опомниться, как по нашему кораблю был выпущен орудийный снаряд. Сразу затем с брига была спущена шлюпка, которая направилась к нам "для осмотра и проверки".