ЮЛИЯ. Иван, попроси ее! Она, наверное – тоже еще близко! Я тебя умоляю, я встану на колени…
ИВАН. Хорошо, я поговорю с ней. Но решать – ей.
СТАРУХА.
ИВАН. Вы все слышали?
СТАРУХА. Слышала… А знаешь,
ЮЛЬКА.
СТАРУХА. Как это – нет дороги? Куда она делась?
ЮЛИЯ. Мы с Даной ехали долго, пока не увидели что-то невообразимое. Там, далеко впереди, разрушается дорога. Асфальт дыбится и трескается; из трещин лезут стебли и зеленые стволы; стоит тяжелый кислый запах; машины обрастают борщевиком, а люди бродят вокруг них, одурманенные, спотыкаются и разговаривают непонятно с кем.
ИВАН. С мертвыми! Они говорят с мертвыми! Значит, это началось! Это началось!
СТАРУХА. Что началось?
ИВАН. Начались знамения! Мертвые слышат голос Сына Божия и выходят из могил! Это предсказано! Теперь Он придет скоро, я дождался!
СТАРУХА. Ты в этом совершенно уверен?
ИВАН. О, я давно предчувствовал, что все начнется именно здесь, на этой земле, где не действует здравый смысл и поругано все, что держит людей вместе!
СТАРУХА. Да почему же так-то?! Почему же безумию предпочтение такое?
ИВАН. Но как иначе?! Учитель придет, чтобы дать миру новую истину. А для новой истины нужно расчистить путь к сердцу человеческому. А путь к человеческому сердцу забит предрассудками, как эта дорога – машинами. Только безумные чисты от предрассудков… Мне нужно ехать…
ЮЛИЯ. Что мне простить тебе?
ИВАН. Мою слабость. Я не должен был уступить тому чувству, что завладело мной тридцать лет назад. Не должен был.
ЮЛИЯ. Прощай, Иван.
ИВАН. Прощайте, Вера Аркадьевна.
СТАРУХА. Постой! Давай договорим. Значит, по-твоему, Он придет к безумным?
ИВАН. Его благодатная истина подобна огню. Благоразумие бежит от огня. И благополучие не ищет благодати. А на этой земле ни благоразумия, ни благополучия не было и нет.
СТАРУХА. И поэтому Он придет
ИВАН. Вам кажется, что я ищу его не там, где нужно?
СТАРУХА. Да что ты, милый! Откуда ж мне знать, где его искать? Я понять не могу, почему ты
ИВАН. Почему?
СТАРУХА. А вдруг – как раз и потому, что не понял ты, к чему твое испытание? Ты старше меня на столько, что и подумать страшно, и узнал ты многое. Но ты никогда
ИВАН. Скажите мне. Что вы знаете?
СТАРУХА. Сказать-то можно, да откроется ли тебе то, что скажу – такому молодому, пусть даже и прожившему двадцать моих жизней? Тебе
ИВАН. Я и так – налегке, но дороги мне нет! Я давно ничего не хочу от жизни и не беру.
СТАРУХА. И напрасно! Зачем бы тебе давали, если не для того, чтобы ты брал? Ты, конечно, устал от всего, что жизнь дает, и о покое мечтаешь. Ну, не хочешь, не бери! Но все ли ты
ИВАН. Что же мне отдать?
СТАРУХА. Да нет ничего проще: отдай то, что у тебя просят. Дай
ИВАН. Просящему? Чего можно у меня просить?
СТАРУХА. Послушай. Ты ждешь, что придет кто-то и отпустит тебя, а он не идет, так?
ИВАН. Да.
СТАРУХА. Разве ты не понимаешь, что тебя испытывают?
ИВАН. Конечно, я понимаю!