ЮЛИЯ. Я догоню этого велосипедиста. Я должна его увидеть и посмотреть ему в глаза.
ДАНА. Я не знаю, что ты хорошо управишь мотоциклом, Юлия! Мы должны ехать двое, ты едешь сзади меня!
ЮЛИЯ. Я справлюсь, Дана. Тебе придется остаться с Верушкой.
СТАРУХА. Ну вот еще, придумала! Что я – дитя, что ли? Со мной – Фома, да и люди кругом. Коль уж надо тебе лететь – лети, но не голову же разбить! Пусть Дана к рулю сядет, я тебя очень прошу!
ЮЛИЯ. Хорошо.
ЗАМШЕЛЫЙ.
ФОМА. Фома Еремеевич.
ЗАМШЕЛЫЙ. Еремеич, значит. А я – Лукич. Будем знакомы?
ФОМА. Будем.
ЗАМШЕЛЫЙ. А что, выпьем, Еремеич? За знакомство?
ФОМА. Я уже выпил. Мне много нельзя.
ЗАМШЕЛЫЙ. Ну, ясное дело! И мне нельзя – стопочку-другую: восьмой десяток уж.
ФОМА. Мне – девятый.
ЗАМШЕЛЫЙ. Да ну?! Ей богу? А так – не видно. Ну, Еремеич, за твое здоровье я должен выпить обязательно, даже вред себе нанесу! Зауважал я тебя полностью.
ЮЛИЯ.
ЗАМШЕЛЫЙ. Спасибо, дочка, дай бог тебе здоровья. Ну, будь здоров, Еремеич!
Из магазина выходит Нина, подходит к Юлии и, стесняясь, шепчет ей на ухо.
ЮЛИЯ. Ваш друг – не промах. Такой суммы при себе у меня нет, но я переведу деньги сейчас же, если он скажет имя и номер карточки.
НИНА.
ЮЛИЯ.
НИНА. Ой, это вы слишком уж много даете!
ЮЛИЯ. Нет. Деньги могут стоить много, а могут ни черта не стоить. Я буду рада, если они принесут вам радость. Скажите мне сразу, как только поступит перевод, ладно?
НИНА. Конечно!
СТАРУХА.
ЮЛИЯ. Но ведь такое сходство!.. Может быть, это – его сын, и я хоть что-то выясню и пойму, почему Иван тогда так внезапно исчез. Я не могу упустить такой шанс.
ЗАМШЕЛЫЙ. Санш упускать нельзя, ясное дело. От санша все зависит. У меня вот тоже санш был, когда я Панагею увидал. Потому и жив, что санш не упустил!
СТАРУХА.
ЗАМШЕЛЫЙ. Панагею.
СТАРУХА. Может быть,
ЗАМШЕЛЫЙ. Не-е! Панагея она. Такое ее прозвание: Панагея-Скудельница. В борщевике она живет и к старикам является – перед смертью, значит. Кто ее увидал, тому, выходит, помирать пора…
Из магазина выходит Нина, протягивает Юлии ключ от мотоцикла.
НИНА. Вот, езжайте.
ЮЛИЯ. Спасибо! Ксения, ты запрешься в машине и будешь нас ждать.
Дана уходит, за ней – Ксения, уткнувшись в планшетку. Слышен рев отъехавшего мотоцикла.
НИНА. Да за девочкой-то я бы присмотрела: что ж она там одна-то будет?
ЮЛИЯ. Этой девочке – все до лампочки. Зато хлопот она вам может доставить несказанных. Нина, можно вас попросить еще об одной услуге?
НИНА. Говорите, конечно – что смогу…
ЮЛИЯ.
НИНА. За это даже не переживайте: я сама в кафе заночую, и она со мной останется. Езжайте, ни о чем не беспокойтесь и возвращайтесь, когда вам надо.
ЮЛИЯ. Вы – золотой человек, Нина, и я перед вами – в долгу.
НИНА. И никакого тут нету долга. Езжайте: может, и догоните… свою радость.
Юлия уходит. Слышен рев подъехавшего и тут же отъехавшего мотоцикла.
СТАРУХА. Догнать радость? Сказано хорошо, только не придумали еще такой мотоцикл.
НИНА. А кто ее знает, где она тебя ждет, радость-то?
СТАРУХА. Да… только догонять ее ни к чему: радость от человека не бегает. Это человек все куда-то бегает. Бегает, бегает… пока не добежит… до погоста.
ЗАМШЕЛЫЙ. Это – правильно. Чего бегать-то? Все одно туда и прибегешь, к Панагее.
СТАРУХА. Да кто же она – эта ваша Панагея?
ЗАМШЕЛЫЙ. Панагея-Скудельница она. Скудельной землей она, значит, заведовает.
НИНА. Что ж это за земля такая, скудельная?
ЗАМШЕЛЫЙ. А земля эта, девонька – могильная. Что скудельница, что погост, что кладбище – все одно. Только сама-то Панагея в борщевике проживает, вот в чем штука.
СТАРУХА. Откуда вам это известно?
ЗАМШЕЛЫЙ. Так откуда? Сама Панагея мне все и прояснила, как есть.
СТАРУХА. Погодите. Вы сказали: кто Панагею увидал, тот умрет. Так как же вы живы?