Белый конь

— А мы-то думали, Гугута приехала с мужем и детьми…

Старик, мотнув головой, прошел мимо.

Снова один семенит он по комнате. Суетится старик. Любит Габо порядок, любит, чтобы все было на своих местах. Они уехали, и теперь он приберет комнату, вернет ей прежний вид. Мучается старик, трудится вовсю, а комнату так и не может убрать по-прежнему. Чего-то недостает, не хватает, не то что не хватает — просто ничего больше нет, опустошена комната.

Умный человек Михо, прозорливый. Габо повторяет его слова:

— Такова жизнь… Мы выполнили свой долг. Такова жизнь!

И Габо выполнил свой долг.

— А что значит «выполнили долг»? — вспоминает старик большеголового Гогию.

— То и значит.

— А что у меня вот тут болит? — Как и большеголовый Гогия, Габо прижимает руку к груди и горячится. — Это не больше долга?

— Больше, больше!

— Так не хочу я никакого твоего долга, верните мне мой паровоз! — Это сказал большеголовый Гогия.

Может быть, и Габо не хочет выполнять свой долг. Верните ему маленькую Гугуту, которую он ждал пятнадцать лет. Верните ему красивую, беленькую Гугуту.

Габо вернет, он пойдет и разыщет. Кто-то говорил, что его паровоз в Хашури, что хороший парень водит его и смотрит за ним как следует… Что-то Габо перепутал, в чем-то ошибся, а может быть, и не ошибся, просто это ему кажется, что он ошибся. Может быть, это потому, что уже стемнело и он почувствовал усталость!..

Сон одолел старика, надавил на веки, силой заставил закрыть глаза.

Габо засыпает, не раздевшись. Во сне поезда снова зовут его:

«Га-бо, Га-бо, Га-бо!»

«Га-бо, Га-бо, Га-бо!»

«Габриэ-эл!»

Испуганный, он вскочит и прислушается. Трясется дом, дребезжат стекла. Это уже настоящий поезд, кошачье мяуканье больше не будит его. Настоящий поезд, такой же, какой он сам мчал когда-то по дорогам земли.

Старик смотрит с железного балкона в пространство, туда, где вверху между двумя домами очень скоро промелькнут бледно освещенные окна.

Даг-дуг… Даг-дуг… Даг-дуг!..

У-у-у-у!

Старику хочется увидеть поезд совсем близко, совсем рядом почувствовать его.

…Выходил из комнаты тихо, как будто в ней был еще кто-то и старик убегал от него, выбрался на цыпочках наружу, заторопился.

Лишь шуршание его шагов нарушало покой полутемной безлюдной улицы. Габо знал, что не успеет застать поезд, и все-таки спешил к железной дороге. Линия проходила наверху, за маленьким холмом.

Поезд прогрохотал и ушел. В пространстве остался звук паровозного гудка, лязг колес. С удивительной скоростью отдалялись эти звуки от слуха старика и пропадали где-то вдали.

Улица постепенно суживалась, тянулась вверх. Габо уже стоял на холме, впереди уже показались длинные, нескончаемые нити рельсов, мерцающих в ночном свете. На этих путях провел Габо половину жизни, по этим путям гнал он поезда от станции к станции, от перрона к перрону. Эта дорога нигде не кончается, останавливается иногда, но не кончается.

Габо еще ближе подошел к полотну. Он почувствовал резкий запах, знакомый запах шпал. Он встал между двумя рельсами и медленно пошел по путям. Когда-то очень давно, еще тогда, когда он бегал здесь мальчишкой, ему казалось, что шпалы лежат очень близко друг от друга. Все время ему приходилось укорачивать шаг. Зато теперь шпалы уложены как раз по его шагам. Свободно ступает он с одной на другую.

«Даг-дуг… Даг-дуг… Даг-дуг!..»

Бьется у Габо сердце…

Посторонитесь, поезд идет, старый, стариковский поезд! Паровоз гремит семьюдесятью семью вагонами, в них двадцать восемь тысяч пассажиров, даже больше…

Идет, сопя, пыхтя, грохоча… Машинист взглянет на семафор. Горит в ночи зеленый глазок. Путь открыт. Идет он, лязгая, громыхая… Впереди большая станция встречает его, светлая, с высокими платформами, встречает его большая станция.

Дорогу… Дорогу! Идет старый стариковский поезд.

8

Одинок этот старый машинист, живет он в Сванетис-убани… Он часто сидит на повисшем над улицей железном балконе и смотрит в пространство. Иногда он дремлет. В туманной памяти его всплывают далекие станции и платформы, но старик не знает, почему то появляются, то исчезают в тумане эти незнакомые станции. Интересно, что же это за станции, когда он их проезжал? И почему так холодно мерцают бесконечные рельсы?

Порой по ночам разбудит его крик паровоза. Испуганный, он приподнимет голову, вслушается в тишину.

Получив пенсию, старик делит ее пополам, одну половину оставляет себе, другую посылает в деревню… Потом заходит в парикмахерскую.

— Пожалуйте, дядя Габо.

Старик молча садится перед зеркалом.

— С почты, дядя Габо?

— Да, с почты.

— Послал деньги?

— Послал.

— Что пишет, когда, мол, приеду?

Габо улыбается, улыбка его горька и таинственна. Что-то знает старик, но скрывает, не говорит…

— Другой такой девочки не было в нашем районе.

— Только в нашем?

— Во всем Тбилиси, — поправляется парикмахер и, помолчав, спрашивает: — Сколько ей было, когда ее увезли?

— Девять лет.

— Будь она сейчас здесь, вот бы приглядела за тобой.

— Еще бы…

— Интересно, она все такая же красивая?

— А ты думал?

— Такая же, наверно, такая же!.. — говорит парикмахер.

— Так-то, так-то!..