Белый конь

Габо клонит ко сну.

Парикмахер — мастер своего дела, работает безупречно. Еще минута — и похорошевший старик поднимается с кресла. Незаметно, словно какое секретное письмо, сунет парикмахеру деньги в карман халата. Тот поблагодарит, проводит старика до дверей.

У порога Габо обернется, улыбнется лукаво, подмигнет и наконец скажет то, что скрывал до сих пор.

— В конце месяца приедет.

— Что ты говоришь? — всплеснет руками парикмахер.

— Ага!

— Вах, что я слышу!

— Приедет, приедет, а ты как думал…

Габо семенит своей дорогой. Парикмахер подходит к окну, улыбаясь, провожает старика взглядом…

3

Не так одинок Габо, как это вам кажется. У него есть друзья. Все они старые машинисты.

В пенсионный день собираются старики и беседуют в свое удовольствие до утра. Воспоминания, вот чем они живут и дышат. И сейчас направился Габо к друзьям. Купил по дороге две бутылки саперави, тушинского сыру, соленых огурцов.

Из всех старых машинистов Михо, пожалуй, выглядит самым бодрым. Он и рассудительней остальных. Друзья знают это, потому-то уважают его, даже слушаются. Слово Михо у них всегда в цене.

Сегодня старики собираются у Михо, сегодня его очередь.

Габо купил-таки вина, не может он прийти к другу с пустыми руками. Хоть и знает, что там и вина и всего прочего будет вдоволь. С трудом втащил Габо свои скрюченные отяжелевшие ноги наверх, на второй этаж. Выложил на скатерть тушинский сыр и соленые огурцы, поставил бутылки саперави. Потом друзья молча сели к столу и так же молча принялись за еду.

Налили вина. Габо тоже наполнили стакан.

— Мне не надо, дорогой.

— Один стакан.

— Нет, нет… — запротестовал Габо.

— Только один, выпьешь помаленьку…

Пьют все. Лишь Габо не может пить. Он старше любого из них, круче других согнут годами и, если выпьет, не добраться ему до дому.

Языки у подвыпивших стариков развязываются. Чары застольной беседы крепнут. Тосты звучат торжественней, в них, как говорится, появляется соль.

— Выпьем за наши паровозы! — Старики чокаются стаканами.

— Эх, в чьи-то руки они попали?! — восклицает один.

— И не говори! — вторит другой. — Мой-то, оказывается, теперь маневровый, в Зестафони. Я на нем весь свет объездил, а они вот куда его загнали. Да и посадили на него какого-то сопляка, что он смыслит в паровозах.

Большеголовый Гогия молчит. Безмолвно допивает он свой стакан.

Не о чем ему говорить. Два года назад размонтировали, разобрали его паровоз в Тбилисском депо.

Молчит и Габо. Дрожащими руками гладит старик стакан. Он тоже, как и Гогия, дожил до черного дня. Хоть и не разобрали пока его паровоз, но вот уже полтора года, как ничего о нем Габо не знает. Потерял старик из виду свой паровоз и никак не нападет на след, никак не разыщет его. Кто-то говорил Габо, что его паровоз в Батуми, а другие рассказывали, что стоял он в Самтредиа в каком-то тупике, со спущенной водой, с давно погасшей топкой. Некоторые же уверяют Габо, что паровоз его сейчас в Хашури, хороший парень водит его и как следует смотрит за ним. А старик не верит. Будь и вправду его паровоз в Хашури, разве бы он, Габо, не знал об этом? Ведь до Хашури-то рукой подать. И трех часов хватит с небольшим, чтобы туда добраться! Да и вообще, кому охота ухаживать за паровозом, кому он теперь нужен?..

Большеголовый Гогия пыхтит.

— Такова жизнь, — скажет Михо, — мы выполнили свой долг… Такова жизнь.

— Что значит «выполнили долг»? — спросит большеголовый Гогия.

— То и значит, — ответит Михо и наполнит себе стакан.

— А что у меня вот тут болит. — Гогия кладет руку на сердце и горячится. — Это разве не больше долга?

— Больше, больше! — поддакивают старики.

— Ну, так и не надо мне никакого твоего долга. Верни мне мой паровоз!..

Но его паровоза больше не существует, сам Гогия знает это не хуже других, может, потому-то он и горячится больше всех.

Михо поднимет стакан, и все замолкнут. У Габо мурашки пробегут по телу. Он знает, за кого обычно пьют после тоста за паровозы, и от удовольствия ерзает, вертится на стуле.

— За здоровье Гугуты!

— За Гугуту! — в один голос повторяют старики.

У Габо просветлеет лицо. Все на свете забудет старик. Ничего на этом свете не существует для Габо, кроме Гугуты.

— Приедет в конце этого месяца, — заявит улыбающийся Габо.

— Правда? — удивятся и обрадуются старики.

Эта радость, этот восторг не так уж неожиданны, зато неизменно искренни и сильны.

— За приезд Гугуты!..

— Да будет так!..

— Красивой, беленькой Гугуты!

Никто из них ни разу не видел Гугуты, но все убеждены: Гугута беленькая и красивая.

Габо так смеется, что начинает кашлять. Кровь приливает к лицу; багровеет, совсем заходится в кашле старик. И все не успокаивается, все повторяет:

— Гугута приезжает, моя беленькая, моя красивая Гугута! — Старик то кашляет, то смеется.

Михо в честь Гугуты затянет песню. Старики подхватят ее. Комната наполнится надтреснутыми старческими голосами. Габо успокоится, он доволен… С благодарностью глядит он на своих друзей. Сейчас он нащупает рукой карман. Поищет платок и вытрет слезы.

4