Белый конь

Побрившись, старик встанет, сунет парикмахеру деньги в карман белого халата и просеменит к дверям. У порога обернется и с горькой улыбкой откроет парикмахеру свою тайну:

— В конце месяца приедет.

— Что ты говоришь?

— Ага!

— Что я слышу?!

— Приедет, приедет красивая, беленькая Гугута… Маленькая Гугута приедет.

___________________

(1960 г.)

Перевод А. Абуашвили

Слепые щенки для Ивана Бериташвили

Собака принесла пять щенят. Она лежала в корзине с отодранной ручкой и виновато взирала на хозяина, словно молила о прощении; у ее опавшего живота копошились слепые щеночки.

Старый кожемяка, довольный, оживленно хлопотал в комнате. Сготовил собаке еду, понес ей своими дрожащими руками полную миску и поставил у самой морды. Потом, опустившись на корточки, улыбнулся ей, еще раз пересчитал щенят и встал, кряхтя. Бесцельно покрутился немного и вышел во двор. Он охотно перемолвился бы словечком с соседями, ведь такой случай — собака пять щенят подарила миру. Но мощенный булыжником чистенький дворик и окружавшие его балконы были безлюдны.

Собака никогда не приносила больше трех щенков, и старик не переставал сейчас удивляться.

Первых трех ее щенят он завернул в тряпье и еще слепыми выкинул в Мтквари[3]. И не очень переживал, потому что соседи дружно твердили ему: избавься ты от них, на кой тебе множить бродячих псов, сделай доброе дело, прояви милосердие! И он без особых угрызений совести избавился от щенков, уверенный, что совершает благое дело…

Незадолго до того, как собака ощенилась, старик сидел как-то, отдыхая, на скамейке у ворот дома. Теплый весенний ветер одурял запахом акации. Уютная покойная улочка террасой пересекала отлогий склон, плавно поднимавшийся от берега Мтквари к бывшему Арсеналу. Обитатели домиков с верандами, усеявшими склон, знали друг друга, и любой посторонний тотчас привлекал к себе их равнодушные взоры.

Сидевший у ворот старый кожемяка тоже сразу приметил незнакомого человека, свернувшего на их улочку.

Человек шел неторопливо, как бы прогуливаясь, и всматривался в дома, балконы, ворота и даже заглядывал во дворы.

Был он лет сорока, невысокий, с черной бородкой и усами, одет в серый костюм и белую сорочку, горбатый нос его украшали очки в золотой оправе.

Увидев старика, он направился прямо к нему и, подойдя, поздоровался.

Старик поднялся со скамейки, отвечая на приветствие.

Незнакомец усадил старика и сам присел рядом. Вскоре выяснилось, что он ищет собаколова Муко. Старик не знал, где живет Муко, хотя не раз видел, конечно, как тот гоняется за бездомными псами на своей повозке с клеткой.

— Потеряли собаку? — спросил он с сомнением, недоумевая, что нужно от Муко такому приличному на вид человеку.

— Нет, — покачал головой незнакомец и усмехнулся: — Такой уж выпал мне жребий — без собак моя жизнь лишена смысла.

И долго, и складно, и толково объяснял, зачем ему надобны собаки. Старик немногое уразумел из его слов, но одно понял — человек этот не просто так слоняется по улицам, а ради большого, важного дела ищет собак. И сильно огорчился, что не может помочь незнакомцу найти Муко, тот ведь и правда мог дать собак — клетка его никогда не пустовала. Чего бы Муко стал иметь против, если бы ученый человек использовал собак на нужное всем дело?

Старый кожемяка и ученый продолжали беседовать, когда в приоткрытые ворота просунула голову черная собака и, преданно глянув на хозяина, выбралась на улицу. Она обнюхала пришельца и свернулась калачиком у знакомых ног. Старик смутился — они столько времени толкуют о собаках, а он словом не обмолвился о своей суке.

Незнакомец склонился, погладил собаку по голове.

— Твоя?

— Моя, — сконфуженно признался старик.

Довольно долго оба молчали.

— Откуда ты, дядюшка? — спросил немного погодя незнакомец.

— Как откуда? Здешний… Бостаганашвили Григол. В нашем околотке меня все дядей Григолом кличут.

— Бостаганашвили… — повторил человек. — Из наших мест, выходит.

— Отец мой молодым парнем уехал из Кахети и глаз туда больше не казал. Кожемякой заделался. И я тем же ремеслом занимался, теперь вот одряхлел, сил не стало… — Старик умолк и со вздохом добавил: — Утекло мое время, прошел мой век.

— А в Кахети бывали?

— Глянуть в сторону Кахети и то некогда было, куда уж — ездить, с малых лет спину приходилось гнуть, от работы голову не поднимал.

— А я тоскую о Веджини, манит меня в родное селение! Там родился, там вырос, потом уехал в город — и все, ученье затянуло, с головой в науку ушел, но иной раз такая тоска одолевает по Веджини, так по нему скучаю, что даже снится, будто снова мальчиком в церковном хоре пою у отца.

— Это ангелов сон, сынок!

— Бывает, приснится, будто после дождя стою в ручье босой, с лопатой, воду для поливки к нашему винограднику направляю.

— А это божий сон, сынок!

— Да, удивительно тянет к себе деревня! Освобожусь вот немного, непременно наведаюсь…

— Сны человеку небеса посылают… Великое дело сон, — печально произнес дядя Григол. — Что я делал кому худого, кому соли на хвост сыпал — одного благостного сна не дал мне увидеть создатель…