«Так это верно?! Казаки избаловали... Не казаки, а казак. С его лёгкой руки пошла гулять Оля. После его пылких поцелуев захотелось ещё и ещё. Век целоваться. Порядок известный. Все бабы на один лад скроены! Вот и Оля оказалась не лучше других... Но с кем же, с кем она целовалась?!» И силится вообразить себе Коньков Ольгу в объятиях другого и не может никак, и вместо того иная встаёт перед ним сцена. Видит он Ольгу с искажённым страданием лицом, и бледные губы шепчут: «Позор! О, позор!..»
«Нет, не могла согрешить моя Олечка, не могла моя голубка сизокрылая обмануть меня; не могла, никак не могла! Из-за него пострадала она! Увидал их тогда вместе проклятый Берг и пустил про бедную, беззащитную девочку худую славу!»
И склоняется молодой казак перед образом, и жарко и горячо молится он Всевышнему за свою дорогую, ненаглядную Олю.
— Господи! — шепчут его уста. — Дай ей счастья, Боже, Боже мой! Если виновна она перед Тобой, накажи меня за неё — я во всём виноват. Пусть бесславно погибну я в этой кампании, пусть умру не на поле брани, а в госпитальной койке! Боже, Боже мой! Я так свято и чисто люблю мою Олю, мою лучшую драгоценность, мою радостную голубку, сохрани её во имя нашей горячей любви. Ты сам заповедал любить. Твоё жаркое солнце, твой бледный месяц, тенистая гущизна аллей садов и мягкая мурава лесов разве не говорят они — люби! люби! И я люблю её так свято, как только могу я любить! О, Господи, отыми её от меня — отдай другому, пусть только она будет счастлива.
И долго, долго молился молодой казак, и облегчила его молитва... Усталость взяла своё, и крепко заснул на лавке ординарец атамана войска Донского.
Ночь уже переваливала на вторую половину, когда, запыхавшись, вбежал наверх лейб-казак и разбудил Конькова.
— Ваше благородие, доложите атаману. Ен наступает...
Быстро собрался и вышел со штабом Платов. Ночь была пасмурная, ветреная и после тёплой постели, казалось, холодная.
Где-то далеко за городом пощёлкивали выстрелы, нарушая ночную тишину, то стреляла пехота маршала Даву, начавшего бой с аванпостными казаками.
Обрывки серых туч носились над городом. Солдаты, казаки и офицеры выходили на улицы, и у каждого, как и у Платова, было одно на уме — слава Богу, началось!
..26-го июня у самого местечка Кореличи
неприятель показался со стороны Новогрудка
в трёх колоннах кавалерии, но, быв встречен
стремительным нападением казачьих полков
во Фланги его, не мог выдержать оного
и расстроенный обратился опять к Новогрудку.
Через два часа после этой тяжёлой ночи по армиям читался следующий приказ:
Александр».