Белые степи

Для меня это было бы большой потерей – с кем я буду с наслаждением говорить на родном языке, петь вполголоса наши песни, вспоминать родину, свое детство. Да и как бросишь своего сородича? Поэтому, как только наступила ночь, не сказав никому ни слова, так как это было нарушением приказа, пополз в сторону оставленных траншей. Долго ползал между убитыми, шепотом звал его по имени и, наконец, услышал тихие стоны. Нашел я его. Он лежал раненый под убитым им же немцем. Они успели нанести друг другу серьезные раны. Я его вытащил, напоил водой, перевязал и только приготовился тащить его к своим, как услышал шум со стороны немцев и увидел тени крадущихся солдат. Видимо, они рассчитывали, что отступившие и потрепанные русские еще не готовы к бою, и решили этим воспользоваться.

Я понял, что нам уже не уйти и лучше умереть в бою, чем в их плену. Рядом был пулемет с неиспользованными остатками лент и несколько гранат. Открыл по ним огонь. Идущие не скрывались и были отличной мишенью, поэтому от моих очередей полегло немало солдат, да и не ожидали они такого от опустевших траншей. Когда закончились патроны, я перебежал на другое место и стал закидывать их гранатами. Вспомнил военную хитрость и стал кричать команды так, чтобы им казалось, что нас тут много. И дрогнули немцы, беспорядочно отступили. Пока я вел с ними бой, наши привели свои ряды в полную готовность и пришли на помощь. И получилось так, что моя вылазка ради спасения друга спасла жизнь всей нашей роте. А сильно покалеченного друга отправили в госпиталь, но, главное, он остался жив… Вот так, сынок, знай родство, всегда помогай ближним.

Он поднялся на ноги, разминаясь после долгого сидения, сказал:

– Ну что, пойдем? Теперь посмотришь, что делать с этими кротами.

На обратной дороге Фатхелислам осторожно приподнимал дерн, прикрывавший капкан, и если там уже была добыча, то, разжав его, доставал крота и складывал в сумку. Зарядив капкан, ставил на место. Пока шли к другому ходу крота, он ножом отрезал жесткие, розовые коротенькие лапки крота, освежевывал его, тушку забрасывал подальше от тропинки в кустарники – съедят птицы и насекомые, – а бархатно блестящую черным шкурку клал в сумку.

Придя в барак, Фатхелислам позвал Зайнаб, мол, дальнейшая работа будет и ее. Взял несколько досок, сохнущих под навесом, принес гвозди и молоток. Затем, растягивая шкурку, стал прибивать по четырем углам шерсткой вверх к доске. В первый день набралось около двадцати шкурок.

– За полдня неплохо, – сказал он, довольный. – Представь, сынок, сегодня целый день и вечер они будут ловиться, а завтра к утру их должно быть намного больше. Но в любую погоду надо будет ходить по этому маршруту – пропустишь день, и шкурку крота черви попортят, и от вони кроты уйдут из этого хода. Поэтому надо делать обход каждый день.

Хоть и тяжело было каждый день с раннего утра тащиться на Зильмердак, но этот промысел затягивал, появлялся азарт. Зайнаб к их приходу только и успевала, что снимать с досок высохшие, затвердевшие шкуры, как к обеду прибывала новая партия. Готовые шкуры они все вместе сортировали по размерам, очищали от мусора щетками, «причесывали» их и аккуратно связывали лыком, пачками до двадцати штук. К концу сезона, а это конец июня, они все вместе поехали в поселок, сдали шкуры и на полученные деньги на предстоящий учебный год купили детям новую одежду.

На следующий год Фатхелислам уже не смог ходить – сильно разболелись ноги. Со всем этим промыслом уже справлялся сам Ислам.

Один из таких походов для него и увязавшейся за ним младшей сестренке Сагиле чуть не закончился трагедией. Сильный ливень застал их по дороге домой. Уже позади хребет Зильмердак, впереди покосные поляны, скоро барак. Ливень крупными секущими потоками загнал их под одиноко стоящую на поляне сосну. Но дождь был такой силы, что крона сосны от нее не спасала, наоборот, – дождевая вода, скапливаясь на ветках, рушилась еще большими холодными потоками. Тут, видимо, или ангел-хранитель, или сам Господь шепнул Исламу на ухо: «Бегите!» Он схватил за ручку сестренку и, крикнув: «Все равно промокли, бежим домой!», рванул вперед.

Не успели они сделать и десятка шагов, как ослепительная вспышка, треск такой силы, как будто лопнула по швам сама земля, и оглушающий грохот бросили убегающих на землю. Когда прошел первый шок и звон в ушах, откуда-то идущее тепло заставило их обернуться – сосна, под которой они только что прятались, расщепленная молнией пополам, пылала, как спичка.

Этот промысел стал для Ислама ежегодным. С каждым годом он покупал новые партии капканов, маршруты стали еще разветвленнее, и в один из удачливых годов он побил рекорд, сдал большую партию шкурок очень хорошего качества. За это ему в качестве премии вручили мелкокалиберный пятизарядный карабин. И теперь к рыбному промыслу, промыслу кротов добавилась осенняя и зимняя охота. Ислам стал настоящим добытчиком.