Белые степи

Как-то ему под впечатлением лесных походов приснился яркий, очень живой и хорошо запомнившийся сон. Как будто идет он по темному лесу, и в стороне от тропинки слышится звон ручья. Он сворачивает на этот звон и видит ручей, от которого исходит какой-то свет. Когда он подходит ближе, то видит, что на берегу ручья лежит книга с зеленой обложкой, свет исходил именно от нее. Ислам берет эту книгу в руки и просыпается…

Утром он рассказал сон отцу, тот довольно улыбнулся, помолчал и сказал:

– Очень хороший сон, сынок… Очень хороший… Видимо, вся твоя жизнь будет связана с книгами. Будешь учить других, а может, и сам напишешь книгу…

9

– Еще вам бы обзавестись скотинкой, – все поучал Дамир. – Для начала коз и овечек прикупить, а потом можно и корову. Травы вокруг много, летом накосить на одну корову нетрудно…

Все так и получилось, как подсказывал мудрый Дамир. Сначала овечки и козы – от них своим теплые носки-варежки, шарфы. Еще и на продажу оставалось. Так Зухра накопила денег на покупку коровы. Но, чтобы молоко не пропадало, ей приходилось через день – и зимой и летом – с двумя ведрами молока пешком тащиться в деревню. Там сепарировать молоко и, по договоренности с хозяйкой сепаратора, оставлять за это пол-литра сметаны. Теперь у них была своя сметана, творог, успевала она и курут коптить. Собирала кругляши желтого масла, излишки продавала.

Для такого хозяйства – коровы, овечек и коз – нужно было на зиму заготавливать сено. Покос – главная летняя страда лесных жителей – хоть был трудным и хлопотным, Зухре очень полюбился. Привычной к ручной уборке пшеницы, ей ничего не стоило научиться косить, собирать граблями сено, копнить и помогать ставить стога.

В раннее прохладное утро они, во главе с Фатхелисламом, пока он еще был в силе, шли гуськом на отведенный покос. Благо он был рядом – не надо загодя ехать на лошади или ночевать в шалашах. По дороге легкая летняя одежда пропитывалась влагой от обильной росы. Поэтому было свежо и зябко, хотелось быстрее, не дожидаясь никого, взяться за косу и пройти пару рядков. И разминка, и согрев. В такие минуты понимается истинность поговорки «Коси коса, пока роса». Обильная утренняя влага – как смазка между травой и косой. Прохладно, и косится легко.

После отладки и заточки кос начинается дружная косьба – вжик, вжик… вжик, вжик. Из лесной живности пока нудно и надоедливо пищат лишь комары. Постепенно туман расступается, сквозь кроны деревьев веером пробиваются первые лучи солнца, и в утреннюю тишину врывается птичья трель, чуть позже проснутся и затеют свой несмолкаемый стрекот кузнечики. А затем зароятся над головами косцов надоедливые мухи, зажужжат слепни и оводы. Вжик, вжик…

В хорошую солнечную погоду косили до полудня. В ожидании обеда дремали на теплой, ароматной от скошенной травы земле. После нежирного обеда Фатхелислам шел к подсыхающим, скошенным дня два-три назад рядам, брал в руки сено, мял и нюхал. Возвращаясь, махал рукой: отдыхайте, пока сыровато. И все опять заваливались досматривать свои сны.

Как-то очень крепко уснувшая Зайнаб всех рассмешила, громко и жалобно заговорив во сне. Она сначала поводила руками вокруг себя, как будто что-то нащупывая, и сказала:

– Отдайте мне мое одеяло… Где мое одеяло? Отдайте сейчас же… – Она привстала, обвела всех невидящими глазами и снова улеглась, свернувшись калачиком, вызвав хохот наблюдавших.

А если уж после обеда дул ветерок и солнце, не прячась за облака, хорошенько поджаривало поляну, то тут было не до сна – ряды скошенной травы высыхали на глазах, и только успевай собирать граблями в валки и копнить свежее, благоухающее «вкусное» сено. Если скошенная трава сохла, ни разу не попав под дождь, люди шутили, мол, сам бы ел такое сено. Радовали глаз вырастающие друг за другом на пустеющей земле покоса вереницы копен. И совсем душа ликовала, когда уже под вечер из этих копешек вырастали стройные стога.

Но совсем удручающе нудным и бестолковым становился покос, когда начинали беспрестанно лить дожди. Все скошенное сено чернело, валки становились тонкими и прилипали к земле. Сквозь эту слежавшуюся траву иногда даже пробивалась отава. И собирать такое сено было уже трудно не только физически, но и от понимания того, что добрая половина такого дурно пахнущего сена не будет съедена и превратится просто в навоз. Такое сено трудно копнить и складывать в стога – оно становится мелким и рассыпчатым, – половина с трудом взятого на вилы сена обвалится, не достигнув вершины стога, мокрое от пота тело облепит мелкими неприятными колючками и трухой.

Но все равно, несмотря ни на что, покосное время было самым оживленным и веселым в этих дальних лесах. Все жили одной целью – как можно быстрее и больше убрать сена. Со всех соседних покосов раздавались одинаковые звуки косьбы, говора и перекличек работающих. Голоса мальчишек, погоняющих лошадей, тянущих копны к стогам, голоса поваров у костра, зазывающих работников на обед…