Читаем Белые степи полностью

Зухра же, вся напуганная, возящаяся у печи, делала вид, что ничего не слышит и не понимает. «Только не это, только не Ахат, – твердила она про себя, – папа, папочка, пожалуйста, не поддайся, прояви твердость!» Подходя к столу, она ни на кого не смотрела, особенно бочком обходила Ахата. Тот же все пытался поймать ее взгляд и, видя, как застыли и потухли ее всегда озорные, искристые глаза, понимал, что она не одобряет его намерения. Его родители, видевшие Зухру всегда веселой и приветливой, были удивлены ее замкнутости.

– Вот, соседи, не с пустыми руками мы пришли свататься, – продолжил меж тем Сабир-агай. – Осенью после уборки поднимем новый сруб, до следующего лета он подсохнет, осядет. К следующей осени дом для молодоженов будет готов. И скотину для них отделим, не обидим.

За разговором соседи, заметно хмелея, пили медовуху, поэтому Зухра еще больше разволновалась, все падало с рук, она боялась, что захмелевший отец не сможет быть твердым, уступит уговорам соседа.

– Зухра наша у всех на виду росла, знаем, какая она трудолюбивая и работящая, – вступила в мужской разговор Сарбиямал-апай, – как родную доченьку будем ее любить, – слащаво пела она, – да и Ахат наш не из последних, вон как старался новый сруб привезти, только одно и твердил все время – поставлю новый дом, женюсь на Зухре, все для этого сделал, всему научился.

– Да, всему мужскому труду в лесу приспособился. Сруб же сам рубил в свободное от основной работы время, без отдыха, по вечерам, лишь бы успеть, – все нахваливал своего сына Сабир-агай и вопросительно смотрел на соседа.

Гадыльша же был в полном замешательстве. С одной стороны сосед, с которым делили все горести и радости, никогда не отказывая друг другу в помощи. Да и на самом деле жених завидный – упорный, сильный, работящий, и дом новый скоро будет. Вроде бы нет повода отказывать таким хорошим соседям, почти надежным друзьям. А с другой стороны – родная дочь… В его голове все это время звучала песня «Таштугай» и реакция дочери на судьбу несчастной девушки, отданной замуж за нелюбимого в далекие края. И его обещание: «Пока я жив, не бывать этому…» Да и как можно дать согласие, видя застывшие в ужасе, похолодевшие и умоляющие глаза дочери…

Поэтому он собрал всю волю в кулак, прокашлялся и начал свою речь:

– Да, сосед. Хорошая вы семья, дружная, работящая. Жаль вот вашего старшего Ямлиха, проклятая война забрала такого молодца, пусть земля ему будет пухом и в раю покоится душа. – И соседи, произнеся короткие молитвы и проведя сложенными ладонями по лицу, произнесли: «Аллах акбар», молча посидели…

– Никогда не посмел бы вам отказать, – все замерли, насторожились, у Зухры гулко застучало сердце, вся похолодела, – боюсь вас смертельно обидеть и поэтому прошу заранее простить, но я дал обещание Зухре, что никогда не отдам ее замуж без ее согласия… Я поклялся могилой ее матери и не смогу нарушить эту клятву…

– Сосед, дорогой, ты этим нарушаешь наши законы, кто же спрашивает согласия девушки, если родители договорятся? – недовольно перебил Гадыльшу Сабир.

Ахат весь почернел, он знал, что не мил он ей, что стоит Шакир между ними, поэтому и упросил родителей, не дожидаясь жатвы, засватать Зухру. Да и своим недалеким умом он надеялся, что главный его козырь – это новенький сруб. Что такому жениху не откажут.

– Все ты правильно говоришь, Сабир, – подбирая каждое слово, продолжал Гадыльша, – но у нас случай особенный. Вы же знаете, без матери растут мои дочки, и я все делал для того, чтобы они не чувствовали себя сиротками, и очень хочу, чтобы в браке они были счастливы, жили за крепкой спиной любимого человека… Я хорошо знаю свою дочь и поэтому вижу ее несогласие…

За столом повисла тяжелая тишина, даже было слышно, как покудахтывают возящиеся во дворе курицы, как на улице с криками бегают маленькие дети. Все посмотрели на стоящую у печи Зухру, она опустила глаза и с трудом, в знак согласия с отцом, дважды медленно кивнула…

После молчаливого, нервного ухода обидевшихся соседей Зухра весь день с тревогой выглядывала во двор, на улицу, за огород. Знала и чувствовала, что упрямый Ахат не оставит это просто так. Он обозлен и в таком состоянии мог повести себя как разъяренный бык. И чутье не подвело – к вечеру успела увидеть, как удаляются от села в сторону реки Мендым Ахат и Шакир. Она бросилась за ними, и вовремя: дойдя до тополей, места их детских игр, парни остановились, тихий степной ветер доносил грубые окрики Ахата, размахивающего руками. Он надвигался на Шакира, хватался за ворот рубахи, Шакир, защищаясь, срывал его руки, отскакивал в сторону. Зухра пустилась бегом. Пока она, задыхаясь, бежала, Ахат успел несколько раз ударить Шакира, тот держался, но силы были неравны. Когда после очередного замаха Ахата Шакир, поскользнувшись, упал и Ахат навис над ним со сжатыми кулаками, подбежавшая Зухра сильно потянула его за подол рубахи. Откуда у нее только взялись силы – она оторвала его от Шакира и встала между ними. Ее глаза горели злостью.

– Не трогай его, не смей!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза