Читаем Белые степи полностью

Как-то младшие играли в прятки. Водил Ахат, Зухра с Шакиром рванулись прятаться. И тут Ямлих подхватил на руки бегущую Зухру, приподнял и засунул ее в заготовку ступы из осины, сохнущей на высоте в тени сарая. Сначала ее искал водящий Ахат, потом присоединился Шакир, и все безуспешно. Зухра же внутри приятно пахнущей осины аж задремала. Друзья сбились с ног, и уже когда ей самой надоело прятаться, да и ноги затекли, она вылезла и рассмеялась над одураченными мальчиками, до упаду хохотал и сам балагур Ямлих.

Весной его женили, она была ровесницей Зухры и уже успела понести, но трудилась по дому, как прислуга. На проводах Ямлих старался держаться молодцом, все острил и подбадривал провожающих, но все равно было видно, как ему тяжело покидать родные места и юную жену.

Через полтора года он вернулся, но его никто не узнал. Перед домашними предстал совершенно седой, изможденный, харкающий кровью старик. Он рассказывал, что с самого начала попал на службу в крепость «Осовец». Немцы били дни и ночи, многие погибли под огнем снарядов и бомб с аэропланов. Но самым страшным, говорил он, была газовая атака. На них ветер надул зловещее темно-зеленое облако, которое стелилось по земле, убивая все живое на своем пути, – погибли деревья, трава, вода отравлена, все вокруг покрылось ядовитым зеленым слоем.

Ямлих выжил, пошел в атаку, прозванную немцами «атакой мертвецов», только природная сила да деревенская закалка позволили ему преодолеть отравление газом и выжить. Но ценой всему стало его здоровье. Теперь он все время сидел, закутавшись в тулуп, на завалинке и с каждым днем угасал. И рост сына, его проделки, первые шаги, слова Ямлиха ничуть не трогали. Он умер тихо и незаметно…

5

Шел четвертый год войны. Пришли затяжные февральские бураны. По степи и по селу мело так, что можно было заблудиться и в собственном дворе. Приземистые дома занесло под крыши, уж не говоря о разделяющих дворы плетеных изгородях, которые полностью ушли под снег. Их присутствие выдавали лишь причудливые завихрения складчатых гладких сугробов.

– Подожди, давай я папе этой семьи сошью тулупчик, а то он совсем не готов к поездке в лес за дровами. А ты пока придумай, во что одеть невесту для свадьбы, и заодно пусть и жених приоденется.

В такие дни Зухра, несмотря на то что ей уже было семнадцать, всецело отдавалась игре с сестренкой Зулейхой – мастерила куклы и шила для них наряды. Основой для кукол были ветки: побольше и рогатиной наверх – папа, рогатиной вниз – мама. Поменьше ветки – дети, были и совсем крохотные ляльки. Постепенно создавались целые семьи, и отличались они цветом и «фасоном» одежды. Мастерили и лошадей, и сани. Куклы ездили, ходили друг к другу в гости, женились, рожали, убирали урожай. У всех были свои имена. На ночь их аккуратно укладывали спать в собственных домах – огороженных теми же ветками участках под столом и нарами.

В эти длинные зимние вечера казалось, что время застыло, и лишь новости одна непонятнее другой будоражили сельчан.

– Гадыльша, слышал новость? – на ходу отряхивая снег с воротника и постукивая мерзлыми валенками об пол у порога, освобождаясь от налипшего снега и не здороваясь, заговорил сосед Сабир. – Поговаривают, что царя Николая скинули. Приехал брат Султанбека с Уфы, чтобы предупредить нашего бая, чтобы он поостерегся, подумал, как свое добро спасти. Без царя-то как? Как думаешь, правда или нет?

– Не знаю, Сабир. В Архангельском-то люди давно шумят. Как ни приедешь на базар, так все толпятся вокруг горлопанов. А те давай народ мутить, мол, царизм изжил себя, что войну проигрываем, что надо спасать Отечество, и самое-то страшное – кричат: «Долой царя!» А как без царя-то жить? Видимо, и докричались, раз с самой Уфы такую новость принесли…

– Ай, ай, ай… Как же, а? Кто теперь нами править-то будет? Хотя, с другой стороны, может, и правильно, что скинули?.. Уж слишком трудно нам всем стало… В лавке товара кот наплакал, а что есть, все втридорога предлагают. Да и налогами как прижали! Все на фронт! Никак не насытятся эти царские слуги…

– Хе, кхе… – прокашлялся Гадыльша. – А ты думаешь, что новый правитель золотым для нас будет и что нам сразу все блага с неба и посыпятся? Жди, как бы еще хуже не стало. Сейчас до власти другие дорвутся и начнут все под себя мять, сначала установят свои порядки, да начнут хуже прежних воровать. Сосед, пока есть на свете человек, не жди справедливой власти – человеку властвующему всегда своя рубашка ближе к родному телу. Как бы нам не пришлось еще туже затянуть пояса…

Зухра с детства видела на монетах чеканный профиль царя, его портреты с царицей в газетах и привыкла считать, что всем хорошим, что происходит на земле, они обязаны царю. И как теперь без него? Как же это может быть? Как можно дальше жить, кто заменит его государевых слуг, кому подчиняться?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза