Белые степи

Зухра, ничего не поняв из разговоров мужиков, по привычке направилась к запруде. Весенние бурные потоки изменили очертания берега, сместили ее любимый камень, и он теперь торчал из воды. Присесть было некуда, да и настроение ее было другим. Шакир… Хоть и играли они по-прежнему вместе, но Зухре уже не так были интересны привычные детские забавы, она взрослела. Ею вдруг совершенно с другой стороны стали восприниматься легенды и сказки о любви. Теперь ее интересовало не только само повествование, полное приключений и неожиданных поворотов, а суть – почему герой и героиня так поступили. И ей все больше становилось понятнее, что жизнью движет любовь, она заставляет батыров совершать подвиги, делать то, что непосильно обычным – нелюбящим. Ей хотелось, чтобы Шакир был таким, хотя и без подвигов он уже ей был дорог… А мальчики так и продолжали бесшабашно носиться. Поэтому ей было грустно и одиноко…

Что-то творилось сегодня в доме муллы Мухаметши. Рассеянная абыстай, не дослушав до конца краснеющую и заикающуюся нерадивую ученицу, прервала ее и, задав на дом задания, отпустила всех домой. И только в этот день Зухра до конца поняла весь ужас творящегося: началась война, многих сельчан уже призвали, говорили, что в уездной больнице появились первые раненые солдаты. Мухаметша был назначен полковым муллой и собирался на фронт.

Узнав такие новости, освободившаяся раньше обычного Зухра поспешила домой. Занесла книги и тетради в дом, бережно уложила на полку с дорогими вещами и предметами и поспешила к друзьям. Ахат и Шакир – уже вытянувшиеся безусые юноши – по детской привычке возились на отшибе у двух высоких тополей – любимом месте их детских игр. Завидев бегущую в их сторону Зухру, они оживились, и искра ревности проскочила между ними. Взрослея, они негласно стали соперничать между собой, и оба старались изо всех сил понравиться Зухре.

Ахат за последнее лето заметно окреп, возмужал. Его отец стал брать с собой помощником на Урал – рубить срубы по заказу сельчан, гонять плоты с лесом. Его рассказы о скалистых берегах горных рек, сами горы и дремучие дебри, где они рубили лес, казались его друзьям сценами из сказок о чудищах. И Ахат, уже как видавший виды, свысока смотрел на еще хлипкого и худого Шакира. Конечно, где уж там мужать и набираться сил за зубрежкой сур Корана? Шакир всецело был поглощен учебой в медресе.

– Шакир, Ахат! – еще издали кричала запыхавшаяся Зухра. – Вы слышали, слышали?!

– Что, что случилось?!

– Война!

Друзья уселись, и Зухра рассказала все, что слышала у мельницы и в доме муллы:

– Какие-то «ерманцы» Белому царю Ныкалаю войну объявили. Тьма-тьмущая их…

Пока Зухра рассказывала, не забывая прибавлять от себя, мол, у них там и прирученные драконы, и слоны с десятками пушек на спине, и что они, «ерманцы», могут наслать на врага тучи стрел, небо постепенно померкло, солнце скрылось, и, когда Зухра по своей привычке от реалий жизни перешла в красивую, но страшную и потому привлекательную сказку, вдруг небо прочертила молния и грохнул такой гром, что друзья почувствовали дрожь самой земли. Сразу стало темно и страшно.

– Да брось ты, Зухра! – все хорохорился Ахат. – Что нам эти «ерманцы»? Мы их, как Урал-батыр, разметем по земле – костей своих не соберут. Вот я сам пойду в солдаты и всех перестреляю, как рябчиков на охоте. – Но после очередной ослепительной вспышки и мгновенного оглушительного раската грома тоже сник и вжал голову в плечи. Шакир же при каждой вспышке молнии шептал молитвы и всем телом подавался к Зухре, как бы стараясь закрыть ее от грозы.

Когда брызнули первые капли дождя, друзья перебежали под плотную крону старого кряжистого тополя. Его сторона, повернутая к солнцу, была развесистой, и капли дождя не проникали сквозь плотную листву. Тут сверкнула ярчайшая молния, раздался треск, как будто разорвалось само небо, и мгновенно грохнул такой страшный удар, что друзья от страха присели на корточки и вжали головы в плечи. Когда пришли в себя, увидели – на вершине горы Караульной горит самое высокое дерево…

Так неожиданно в жизнь степной деревни докатилось эхо далекой войны. Годных к службе мужчин позабирали в солдаты. Ярмарки стали тише и беднее. Теперь одноногий Юлдыбай был не один в деревне, и если он раньше бравировал своим увечьем, мол, за царя воевал, выжил и приноровился к жизни без ноги, то теперь ходил потерянный – такие молодые ребята повторяют его судьбу, и они же как бы оттеснили на второй план героя японской войны.

Зухра хорошо запомнила тот день, когда провожали на войну старшего брата Ахата – Ямлиха, здорового, крепкого парня, пахаря, первого помощника отца. Еще подростком он опекал и подтрунивал, по-всякому одурачивал братишку Ахата с его друзьями. Но когда надо, вставал на их защиту.