– Вон возьмите мою сестренку Зулейху. Далеко она сейчас. В самом Ташкенте живет. Натворила дел в свое время с этими комсомольцами. Поверила новой жизни, ушла в нее с головой, хотя сколько я ее останавливала, просила не усердствовать – не послушалась. Ходила в кожанке да с наганом в кобуре. А что толку? И своих не уберегла, да и сама была вынуждена сбежать в далекий Узбекистан. Хорошо хоть так все закончилось: не посадили, не расстреляли. А как она сейчас там без родни страдает? Каково ей на чужбине? Вот и шлет нам посылки с сухофруктами, отрезами ткани да с одеждой для детей. Хочет хоть так оставаться близкой к нам, помогать. А мы все здесь рядом. Чего рядиться? Спрячьте оба свою гордость подальше да трудитесь, помогайте друг другу, живите вместе…
Ислам сидел в задумчивости. Да, с одной стороны, это выход – школа восьмилетняя, есть интернат, где живут и учатся дети со всех близлежащих деревень, часов-уроков много. Дети младшие смогут учиться, не мыкаясь по квартирам в голоде и в холоде. Но как ужиться со спесивым и своенравным зятем? Сработаются ли они? И где там жить?
И Хамид, чувствуя всю важность момента, – как же, он теперь начальник и может соблаговолить родне, с важностью изрек:
– Ладно, подумаем, порешаем…
Хоть и равнодушно отнесся Хамид к этому предложению, но Зайнаб от него не отставала. Каждый день напоминала ему о семье брата. И вот выход нашелся. Набрались часы на одну ставку, а жить предложили в доме, где до этого был школьный интернат. Это был бывший жилой дом с дворовыми постройками.
Согласившись на эти условия, Ислам с Салимой приехали на неделю, чтобы подготовить дом для переезда – подремонтировать, подкрасить, привести в порядок двор, сараи. Решили переехать до покоса, чтобы сено приготовить на новом месте.
Переезд семьи Ислама худайбердинцы восприняли болезненно – уезжал человек, который боролся за деревню, стал ее душой, много сделал для того, чтобы она жила, был центром притяжения и взрослых и детей. Его отъезд приняли как знак того, что действительно у деревни нет будущего, и за ним потянулись остальные, оставались лишь старики, которые не хотели бросать привычную жизнь и им не нужна была работа.
Его дом занял серый, бесталанный учитель Сайфулла, и в школе не стало праздников, не звучали курай, мандолина и баян Ислама. Ставшие ненужными провода на столбах постепенно посрезали для хозяйственных нужд, а потом и добротные столбы пустили на дрова…
Постепенно Худайбердино пустело, закрыли школу и магазин, и потому оставшиеся самые стойкие семьи вынужденно потянулись в Зигазу, в Тукан. Оторванные от родной среды, в тесноте поселковых улиц, многие растерялись, опускались, начинали пить и постепенно умирали. Последним жителем Худайбердино оставался Айса-карт…
Прожила семья Салимы в деревне Ботай четыре года. Здесь родился их седьмой ребенок – дочь. Закия и Галима окончили педучилище, начали работать и вышли замуж. Здесь справили их свадьбы.
Для Салимы последние дни жизни свекрови Зухры слились в один сплошной день. Она перестала бредить и теперь только прерывисто дышала и стонала. Не могла уже пить, и поэтому время от времени Салима прикладывала к ее губам мокрую марлю, протирала пот со лба. Сидела рядом и шептала молитвы. В полусне приходили мысли о том, где же ее хоронить – ее родина Мырзакай, в Худайбердино похоронены муж Фатхелислам и сын Заят, но там сейчас никто не живет, забор кладбища давно завалился, он весь зарос и не ухожен. Ислам похоронен здесь, в Зигазе…
Зигаза… Салима и представить себе не могла, что когда-то будут здесь жить. Родная деревня, Худайбердино, Ботай – вокруг были свои, все просто и понятно. А тут…
Ислама, как депутата районного совета, вызвали в Белорецк. Через три дня он вернулся сам не свой. Пройдя пешком от станции в поселке Зигаза до деревни Ботай, уставший и проголодавшийся, он по давней привычке не торопился выкладывать новости. И только когда за вечерним ужином остались одни взрослые, он, утолив голод, оглядев всех, неторопливо, загадочно начал:
– Ну что, Салима, готовься к новому переезду…
В большой комнате на радиоле младшие дети крутили полюбившуюся пластинку с песнями Полада Бюль-Бюль-оглы, старшие дочки прихорашивались перед походом в клуб на танцы. Салима и Зухра, привыкшие к загадкам Ислама, молча вперились в него:
– И… И куда же опять? Только здесь жизнь отладили, куда тебя опять-то несет? – осторожно поглядывая на свекровь, несмело начала Салима.
– В Зигазу…
Салима с Зухрой переглянулись – верить, не верить? Уж слишком часто он вводил их в ступор, сразу и не поймешь – шутит он иль всерьез.
– Ах, ах, ах… – начала Зухра. – Чем тебе здесь-то не нравится? Родня рядом, вокруг лесное приволье для скота, дети из дома в школу ходят. А там, в тесных, изрытых свиньями с поросятами улицах, что потерял-то?
– Да в том-то и дело, что ничего не потерял, – заставляют.
– Кто это тебя заставляет-то?