Белые пятна

Катер быстро шел по Мане. На палубе перед рубкой помещались пассажиры. Ровно рокотал мотор. Белела за кормой бурунная дорожка от винта. Ветер трепал косынки женщин и волосы мужчин. Навстречу неслись каменные изломы скал, пологие уступы с деревьями у самой воды, уходили ввысь гольцы. Вечернее небо нависло над рекой и хребтами. Шлепая по воде плицами, однопалубный пароходик тащил за собой связки карбасов.

К компании Истоминых присоединились гости из Ленинграда, ежегодно приезжавшие на Ману: инженер-геолог Борис Павлович Коробов и архитектор Алексей Иванович Рудаков. Они каждое лето приезжали в поселок — изучали район, утрясали планы, занимались дорогами и многими другими полезными вещами, связанными с промышленным освоением края.

Анта с Тушольским стояли на самом носу катера.

— А хорошо! — произнес Тушольский.

— Хорошо! — живо откликнулась девушка. — Ужас до чего люблю… Не хочется уезжать.

— Оставайтесь, — подзадорил девушку Тушольский. — Но как жить без… — он не досказал, но Анта поняла.

— Ну и жила бы как все! Впрочем, ерунда. Закончу институт и вернусь сюда. Готовьте для меня больничку, Андрей Павлович.

Тушольскому нравились живое лицо и глаза Анты, ее стройная фигура, ее общительность, мягкий грудной смех. «Она мало похожа на отца, — думал он. — В нем слишком много от специалиста старой школы…»

— А пока обязательно поеду на Северный, — слышит он голос Анты. — Андрей Павлович, говорят, Елена Васильевна там на все руки, даже оперирует. Правда? Она же фельдшер?

— Кажется, так, — пробормотал Тушольский. Он бывал на Северном, но к Елене Васильевне не заглядывал. — Не близок свет — Северный, — сказал он, — двести с лишним километров. Стоит ли вам терять время каникул?

— Стоит, очень стоит! Я с радостью поработала бы у Елены Васильевны, хоть сиделкой. Ведь какая практика!

Андрей Павлович искоса взглянул на юную собеседницу: ни тени шутки в лице. Он одобрительно крякнул.

— Здешней больницей заведует опытный врач, — заметил он.

— Да, конечно. Но папа не разрешает, мама тоже против. Воюю с ними. Помогите, Андрей Павлович.

— Чем?

Анта уловила в его голосе одобрение и продолжала еще азартнее:

— А скажите папе — и все. Он вас непременно послушает. Хорошо? Я вам завтра напомню.

— Не нужно напоминать. Сделаю.

Катер разворачивался против течения. Моторист прибавил оборотов. Ветер холодом пахнул в лица. Солнце садилось. Пассажиры перебрались в салон — единственную каюту на катере. У круглого столика хлопотали женщины.

— Перед употреблением — взбалтывают. — Коробов, блестя глазами, встряхнул две бутылки. — Валерия Федоровна, доверяю вам сие вместилище веселья. — Геолог поднялся и с грацией дрессированного слона перегнулся через стол, протягивая старшей Истоминой бутылку карданахи.

— Мужичкам принять во внутрь по стопке водчонки, женщинам — вина, — балагурил он.

Круглые иллюминаторы струили на стол косые лучи солнца. Лучи зажигали разноцветным огнем бутылки и бокалы, золотили волосы женщин. Из пробки вычурного графинчика какао-шуа пролилось несколько капель, сверкнула и исчезла янтарная змейка. На излучине пропали солнечные блики. Стол со всем убранством сразу потускнел. Темнело.

Андрей Павлович щелкнул выключателем. Каюту залил свет трех ламп под разноцветными плафонами. Пимен Григорьевич улыбнулся. Это он придумал плафоны, сам подобрал стекла.

Когда были выпиты первые бокалы, потекла непринужденная застольная беседа.

— А как поживает «тот, кому не везет»? — спросил Коробов.

— Об этом вы у него спросите, — сухо ответил Истомин.

— Вы его ожидаете? — не унимался Коробов.

— Да, он должен подъехать, и не один, а в компании с «инженером-историком».

— Папа, о ком ты говоришь?

— Так зовет Григорий Васильевич рабочего Разумова.

— Почему, Пимен Григорьевич? — послышались возгласы.

Истомин уже в который раз нехотя рассказал историю молодого десятника.

— Представитель старой артистической среды, — несколько высокопарно вымолвил он, пересказав историю Разумова. — И такая судьба: рабочий поисковой партии.

— И что ж такого? — прервала его Анта. — Если он любит работать — значит хороший человек.

— Не так уж все просто, как тебе кажется, — усмехнулся Истомин.

— Способный человек везде пробьет себе дорогу, — вставил Тушольский.

— Да, да! Но пробиваться одному, без связей, без родных или быть в кругу родных, людей известных, — говорил Истомин без особого сочувствия к заинтересовавшему всех человеку.

— Ну, это уж совсем ни к чему, — нахмурился Тушольский. — Молодые-то люди лет в семнадцать улетают от родителей, и круг их знакомств простирается шире — в институте, в училище. А окончив учение, они редко возвращаются к родным — страна-то велика.

— Конечно, так! — воскликнула Анта. — Институт дает нам право на самостоятельную деятельность. Да и зачем нас вести за руку? Мы ведь не маленькие.

— Сумеют отличить никудышную дорогу от прямого и широкого шоссе, — одобрительно проговорил Тушольский.