Белые пятна

Восток Истомину понравился. Главная прелесть Востока, по его убеждению, заключалась в ощущении полновластия. В объединении Востокзолото у Истомина стали развиваться привычки и склонности, которых не было у инженера-угольщика, как раньше называл себя Пимен Григорьевич. Его крылатые слова: «Если человек отдает Северу свои знания и здоровье — простите ему вольные и невольные ошибки» — служили своеобразной «индульгенцией» для многих старых инженеров, и в первую голову для самого Пимена Григорьевича.

Через год главный инженер отказался от казенной квартиры в пользу постоянного ревизора Главзолота, а сам перебрался в особняк, построенный на берегу Маны, в самом конце новой улицы бурно растущего поселка. Постоянный ревизор пришел в замешательство и обратился к члену правления Главка, инспектировавшему Восточное отделение.

— Умно сделал, да и вас не обидел, — ответил член правления и легким жестом откинул на середину стола акт ревизии.

Акт долгое время лежал камнем на дне канцелярской реки, пока весеннее половодье не подмыло его и не вышвырнуло на берег. В половодье кто-то утонул, кто-то захлебнулся, а Пимен Григорьевич спасся, ухватившись обеими руками за руку дородного члена правления.

Однажды он ужинал в кругу разведчиков-изыскателей и кто-то упомянул знакомую фамилию. Истомин прислушался.

— …Удивительно не везет человеку. Шестой сезон не везет, — рассказывал начальник экспедиции Главзолоторазведки. — За шесть лет Лукьянов не сдал ни одного акта с подсчетом запасов. Самое удивительное то, что этому человеку Главзолоторазведка дает самые перспективные участки. Но достаточно появиться там партии во главе с Лукьяновым, как реки оказываются пустыми, площади без намека на рудное золото. В общем, это тот, кому не везет.

— Тоже слава! — мудро заявил сосед. — Обо мне, например, и этого не говорят.

Компания захохотала. Истомин промолчал, не стал расспрашивать. Он был почему-то уверен, что это не однофамилец, а его старый друг. Так оно и оказалось, и вскоре они действительно встретились.

В конце 1934 года правительство поставило перед Востокзолотом задачу: поделиться специалистами со смежной — слюдяной — промышленностью. В числе мобилизованных был и Истомин. Через неделю после его приезда на Ману к нему в кабинет вошли главный маркшейдер Пряхин и начальник отдела кадров.

— Трест просит нашего согласия на кандидатуру в начальники постоянной поисковой экспедиции, — доложил начальник отдела кадров. — Но товарищ Пряхин против рекомендованного инженера.

Разговор происходил в конце февраля, в солнечный, на редкость ясный день. За околицей поселка высились темно-голубые хребты и увалы, режущей глаз светлой голубизной отливали снега на реке. Вверх по Мане по глубокой траншее ледовой дороги тянулся длинный обоз.

— Вы знаете рекомендованного, Николай Сергеевич? — спросил Истомин, отрывая взгляд от окна.

— Я его ни разу не видел, — возразил Пряхин, — но о нем идет дурная слава. Конечно, глупо быть суеверным, но…

— Как его фамилия? — перебил Истомин.

— Лукьянов Григорий Васильевич.

Истомин кивнул: он был уверен, что услышит эту фамилию. Выслушав возражения Пряхина, посмеявшись снисходительно над его опасениями, он сказал:

— Пусть приезжает этот… кому не везет. К счастью, я не суеверен, а мне с ним работать…

Через две недели в поселок прилетел Лукьянов.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Настя ловко и быстро открывала консервы. Лида Винокурова в новой блузке кокетливо вертелась перед зеркалом.

— Знаешь, Настенька, чтобы я сейчас поела? Отварной картошки с кислой капустой. — Лида зажмурилась и сморщила носик.

Настя вздохнула, повертела в руках опостылевшие консервы. Заложив их в котел, присела отдохнуть. Было жарко, «мамка» задремала.

Вдруг словно кто ее толкнул — она открыла глаза. Перед ней стоял Разумов.

— Я задремала, Витя, извини, — она взглянула чуть смущенно и виновато. И тут же согнала улыбку: — А почему ты пришел? Что-нибудь случилось на линии? Ты не заболел?

— Нет, Настя, все в порядке. С удовольствием чего-нибудь поел бы. — Он попробовал улыбнуться, но улыбки не получилось. Она продолжала настойчиво расспрашивать, но поняв, что ничего не добьется, стала молча разогревать тушенку.

Разумов зашел в свою палатку.

— Лида, посмотри, чтобы не подгорело. — Настя легким шагом подошла к палатке. Прислушалась. Хотела войти, однако, услышав нервные шаги по утрамбованной земле, отступила. Покусывая губы, вернулась, застыла у плиты.

«Поссорились! — решила Лида. — Ничего, помирятся». И, подхватив миску с разогретой тушенкой, понесла начальнику. Возвращаясь, встретила Виктора, но обиженная за подругу, сердито надув губы, прошла мимо.

— Виктор Степанович! Очень кстати, очень рад! Гостем будете. Вина купите — хозяином назову, но посуду бить не позволю, — благодушным тоном говорил Григорий Васильевич, приглашая десятника к столу.

Виктор что-то пробормотал и сел. От внимательного взгляда Лукьянова не ускользнуло, что он чем-то расстроен.