"Белые линии"

Карел уже давно лежал на диване. Вернувшись после неудавшегося собрания, он сразу лег и встал лишь к обеду. Поев наскоро и без аппетита, он снова улегся и, уставившись в потолок, мрачно о чем-то раздумывал. Бланка, стоически терпевшая такое поведение мужа в течение дня, больше не могла молчать, и потому задала мужу этот вопрос.

Он сделал вид, что не понимает, о чем она спрашивает.

— Что мучает?

— Что люди не пришли на ваше собрание.

— Нет, почему ты думаешь, что это огорчает меня?

— Почему? Целый день валяешься, слова доброго не скажешь.

— Я размышляю.

— О чем?

— Обо всем. Иногда требуется разложить в голове все по полочкам.

— И о нас двоих тоже думаешь?

Этот вопрос Бланки прозвучал тревожно. Это было то, чего она боялась, о чем думала весь день. Она пристально посмотрела на него, но лицо мужа рассмотреть уже было нельзя — опустились вечерние сумерки.

Карел с минуту молчал, потом бросил:

— И об этом тоже думаю!

Бланка прижалась к дверному косяку и сразу же отшатнулась, побуждаемая сильным внутренним волнением, каким-то горячечным решением.

— Ты будешь сегодня вечером со мной дома?

— А что?

— Я хочу тебе, Карел, что-то сказать.

— Так скажи сейчас.

Она вдохнула побольше воздуха и потом выпалила то, о чем думала последнее время:

— Ты был прав!

— В чем?

— Нам надо отсюда уехать. Прямо завтра, послезавтра... Иначе я тебя потеряю... А я не хочу тебя потерять... Не могу!

Наступила минутная тишина. Карел, видимо, был удивлен. Потом он тихо проговорил:

— Я бы тоже хотел тебе кое-что сказать.

— Что?

— Что я был совсем не прав.

— Что ты имеешь в виду? Я тебя не понимаю!

— Я потом тебе объясню.

— А почему не сейчас?

— Потому что мне для этого нужно время, а я сейчас должен идти в школу на заседание комитета... И потом... я должен чувствовать тебя, когда буду говорить это... медленно, не спеша. Я хочу иметь возможность тебя погладить... поцеловать... если ты вдруг не будешь меня понимать.

У Бланки перехватило дыхание. Она не хотела верить своим ушам, в голове у нее все перемешалось. Она бросилась от дверей к Карелу, упала рядом с ним на колени и горячо прошептала:

— Боже мой, Карел, ты снова меня любишь?

Карел нежно провел ладонью по ее волосам:

— Не снова. Я тебя все время любил и люблю. Только вот не мог говорить тебе об этом, как прежде.

Она пылко прижалась к нему, запустила свою руку в его волосы, так что у него даже кожа на голове заболела, и лихорадочно начала целовать его лоб, щеки, губы...

— А я, ненормальная, думала... Я так переживала! Ведь в жизни только одно имеет смысл... что мы любим друг друга, что мы живем, что мы есть! Все остальное ерунда, не имеющая никакого смысла. Я была не в своем уме и стыжусь за это. Я хочу быть с тобой, слышишь? И я пойду с тобой, куда ты захочешь...

Карел нехотя высвободился из ее объятий и встал. Надевая пиджак, он таинственно улыбнулся:

— Возможно, тебе не придется идти со мной очень далеко.

Бланка повисла у него на шее:

— Карел, останься со мной, прошу тебя! Мне столько надо тебе сказать!

— Я должен идти. Ведь я сам просил комитет собраться... У нас впереди целая ночь, — прошептал он ей на ухо и пошел к выходу. В дверях он столкнулся со старым Свободой, который понял его уход по-своему. Старик горько проронил:

— Опять? Боже, дети, что же у вас за жизнь?!

Карел не стал ему ничего объяснять и молча вышел из дому. Едва Свобода вошел в комнату, как Бланка схватила его за плечи и закружилась с ним, радостно восклицая:

— Что за жизнь? Прекрасная! Великолепная! Изумительная! Как я счастлива, папа!