Белая церковь

Когда он дошел до середины зала, появилась наконец княгиня Долгорукова. Она шла с противоположной стороны. Это была неслыханная наглость - войти уже после хозяина бала, но княгиня была так хороша, так грациозна, светлейшему ее так недоставало, что, даже если бы она с потолка свалилась, он бы все равно ее принял благоговейно на вытянутые руки.

Она медленно шла, одетая на манер греческих богинь - в светло-вишневом хитоне, ниспадавшем свободно с плеч до самого пола. Точеный нос, гордый профиль римлянки, тугой узел черных волос удивительно сочетались с этой вишневой мантией. К тому же сама мантия была в некотором смысле одеянием условным, потому что при движении сквозь боковые разрезы выглядывал дымчатый костюм одалиски.

- Бог ты мой! - воскликнул светлейший, неисправимый раб женской красоты. - Поклониться - и помереть!

Грянул оркестр, и долгожданный праздник вырвался на волю. Более четырехсот музыкантов, находившихся на содержании князя, принялись показывать свое искусство. Венгерские скрипачи, молдавские свирели, еврейские и цыганские оркестры. Бал разворачивался во всю удаль потемкинских загулов. Сверкал хрусталь, блистали мундиры, в гипнотических разбоях упражнялись украшения придворных дам. Добротное сукно мундиров чередовалось с тончайшими восточными шелками, французская речь тут и там спотыкалась о непереводимые русские обороты, белое, розовое, красное шампанское клубилось в бокалах, труппа молодых парижских танцовщиц исполнила на редкость смелый дивертисмент, доведя винную хмель до апогея.

Весь вечер Долгорукова танцевала только со светлейшим. Частые выступления на сцене придворного театра научили ее долго и тонко управлять всеобщим вниманием. Глаза светятся азартом, лихостью, выдумкой. Она только-только разошлась, когда вдруг сама же первая заметила, что грузному, не совсем еще поправившемуся после болезни фельдмаршалу становится все тяжелее и тяжелее выдерживать ее молодой задор.

Славившаяся не только красотой, но и умом, княгиня, улучив минуту в разгар всеобщего веселья, спросила Потемкина громко, на весь зал:

- Князь, не дразните нас нашим же любопытством! Скажите наконец, что там у вас за дверьми из грубо сколоченных досок?

Она любила ошарашивать, или, как тогда говорили, фрапировать гостей. Но и Потемкин был не последним по этому делу мастером. Приняв предложенную игру, он ответил тоже громко, на весь зал:

- Душа моя, за теми дверьми находится то, что вы пожелали увидеть в моем доме, - солдатская землянка в натуральную величину. Одна из тех, в коих проходит жизнь нашего воинства.

- А можно мне одним глазком взглянуть?

- Она ваша!

Княгиня подошла к дверям, посмотрела в щелку.

- Брр, да там страшно и темно. Горит всего одна свечка.

- Что поделаешь, - сказал князь, - в землянках канделябры не вешают, им по уставу там не полагается быть.

- А вдруг мне там станет скучно или страшно? - не сдавалась княгиня. Я могу туда кого-нибудь с собой пригласить?

- Я полагаю, - сказал светлейший, тяжело дыша от нахлынувших чувств, я полагаю, тот, на кого падет ваш выбор, будет счастливейшим человеком...

- В таком случае, возьмите это счастье себе.

То ли выпитое шампанское подействовало, то ли кровь молодая взыграла, но княгиня решительно дернула створку дверей и скрылась за ними. Бал притих, гости замерли. События разворачивались с неимоверной быстротой. Светлейший подошел к столу, взял бокал с шампанским. Около пятисот гостей молча подняли бокалы, как бы поздравляя главнокомандующего с этой невероятной победой.

Адъютант фельдмаршала Боур, дежуривший в дверях землянки, подал на улицу первый сигнал, и морозная ночь взорвалась мелкой дробью полковых барабанов. Глубоко вздохнув, расправив богатырские плечи, орлиным оком окинув зал с гостями, всю державу, весь мир, гордый и счастливый баловень судьбы отпил несколько глотков вина и направился в землянку.

Когда он уже был в дверях, вдруг откуда-то выросла перед ним фигура неповоротливого Чижикова. Он стоял до того глупо, неловко, что могло создаться впечатление, будто он хочет преградить светлейшему путь в землянку.

- Прочь, - тихо, одними губами приказал князь.

- Ваша светлость, - пролепетал Чижиков, - очень вас прошу, всего одну минуточку, ваша светлость...

Он говорил и все смотрел куда-то в глубь зала. Потемкин повернул туда голову и увидел семенившего к нему Попова.

- Ваша светлость, - сказал взволнованный Попов, - срочный пакет из Петербурга.

- Нашел, дурак, время для доклада. Вон!

- Ваша светлость, на пакете помечено рукой государыни: "Вскрыть немедленно при получении".

"Либо шведы напали, - подумал князь, - либо Пруссия объявила войну. В любом случае приятного мало".

- Ну, князь, что же вы? - спросили из землянки.

На улице мороз. Барабаны бьют, многотысячная толпа замерла в переулках, прилегающих к дворцу. Гости стоят с поднятыми бокалами, греческая богиня волнуется за дверьми из грубо сколоченных досок, а светлейший князь, склонив огромную голову набок, прищурив свой единственный зрячий глаз, размышляет.