Белая крепость

У Олега в сознании что-то сдвинулось, будто колесики часов сошлись зубчиками и щелкнули: последних стрелков он видел, когда провалился из парка в странный город. Точнее – когда бежал от рогатого медведя. Если принять, что рогатый медведь это и есть пёс… может, толстый старик и расскажет ему, что такое с ним творится?

– Ну, пса увести, это разве… гм, сложность такая, – решил схитрить Олег.

– Ну-у! – восхищенно выдохнул старикан, – Силён, герой. Силён!

И наклонился к нему, зашептал, глядя доверчиво, словно не стариком был, а мальчишкой, встретившим великого волшебника:

– Как же это у тебя выходит? Как же делается-то, что ты не просто сам в протоки входишь, а с собой и других влечешь? Расскажи, – в уголках зелёных глаз его показалась влага, он добавил с придыханием: – Я, старый ведьмак, жизнь прожил, всякое видел, а не ведал, что так быть может!

В это мгновение он казался таким реальным, живым, что Олег вдруг смутился. Отвернулся, соображая, чтоб такого внятного сказать в ответ. Протоки, о них и Люба говорила… это такие каналы между… между чем? Он говорил, что Олег увел пса протокой… э-э-э…

Щелчок в голове открыл в памяти ощущение узкого лаза, выбросившего его и рогатого медведя в комнату висящей на стене старухи. «Увел пса протоками». Это и есть – протока? И всё, что было вчера и сегодня – между музеем, крепостью и его комнатой – протоки?

Сивоус взвыл внезапно, расчувствовавшись:

– Герой ты наш, надёжа ты ж наша единственная! На тебя только уповаем и Богу молимся, что ты встретился нам, спаситель наш!

Олег коротко на него взглянул – не притворяется ли? – но по щекам его, мокрым, морщинистым, текли настоящие крупные слёзы. И эта откровенность в его взгляде, неподдельная надежда и светящаяся радость лишили Олега желания врать. Пока он соображал, что же ответить, Сивоус, продолжая причитать, соскользнул со своего кресла и с костяным стуком бухнулся на колени.

И этим совершенно ошеломил гостя.

– Не знаю, – вырвалось у Олега само собой. – Не знаю я, как получается. Само как-то. Опа-на – и я уже не поймешь где …

Сивоус мгновенно замолк. Смахнул ладонями влагу с лица и тяжело поднялся. Постоял, потирая лоб в задумчивости, словно что-то решал для себя. Проговорил тяжело:

– Эх, жаль…

Прошел к двери, обернулся:

– Пошли, хлопец. Пошли, покажу тебе всё…

Выглядел он теперь усталым и больным, сгорбленным. Кажется, и похудел, убавился ростом. Напуганный этой переменой Олег последовал за ним без слов. Сивоус побрёл впереди и в полумраке узкого коридора Олег видел только его силуэт.

У первого зажженного факела старик остановился, обернулся с искоркой надежды в глазах, но надежда эта скоро померкла, и он лишь повторил тяжело:

– Жаль, хлопец, как жаль…

И в голосе его, впервые за весь разговор, послышалась старческая хрипотца.

– Чего жаль? – переспросил Олег машинально.

Усач покачал головой и пошел вверх по винтовой лестнице, слышался его голос:

– Старый я, совсем старый стал. Не разглядел сразу тебя, не разглядел ведь. Раньше за мной такого не водилось. Думал, великий герой, искусный ведьмак нам в помощь. Не разглядел…

– Что не разглядел? – бежал Олег за ним и пытался в глаза глянуть. – Да скажите вы нормально, что не так-то со мной?

– Не зря говорят – старый, что малый, – бубнил старик своё, и печаль такая в голосе его слышалась, что за сердце брало. – Старый, негожий. Не дай бог никому дожить до такого. Чтобы дочечка твоя, дочечка любимая, ласточка синеглазая в дальней стороне одна мыкалась, а ты ночей не спал да плакал, что помочь ей никак не можешь, ничем не утешишь…

– Вы о Любе, говорите, да? – ахнул Олег с испугом и остановился.

– И как же не плакать, – причитал Сивоус, будто не слышал, – когда сам отправил. Сам своими руками благословил, от беды спасаючи, а сам в большую беду и отправил, как есть, девочку свою.

– Вы – папа Любы, да? – сообразил Олег и побежал за ним, перескакивая через ступеньку.

Следом за Сивоусом Олег выскочил на круглую площадку, прикрытую от ветра каменными зубцами с бойницами. Над головой его на тонком древке трепетал вымпел, зелёное с малиновым полотнище, то разворачивая, то сминая лик Христа Спасителя. Олег вдруг понял, что находится на вершине башни, и от страха закружилась голова, дрогнули колени.

– Дядька я её, – проговорил Сивоус, подойдя к бойнице, указал рукой вниз, – как и они все. Папки и мамки её. Бабки и дедки. Братья и сестры.