Я оценил впоследствии, какими счастливыми были проведенные на острове дни. За небольшие деньги я поселился в доме одинокого рыбака-грека и жил там в постоянной тревоге, стараясь не показываться никому на глаза. Иногда я думал, что Ходжа умер, а иногда – что он выжил и послал людей меня искать. На острове было много христиан, которые, подобно мне, бежали от чумы, но я не хотел, чтобы они меня видели.
По утрам я вместе с рыбаками выходил в море до самого вечера. Одно время увлекся охотой на омаров и крабов с острогой. Когда непогода не позволяла рыбачить, я бродил по острову, забирался в монастырский сад, где, случалось, сладко спал под виноградными лозами. Была там и смоковница, а возле нее – решетка, увитая плющом; в ясную погоду с этого места удавалось разглядеть даже Айя-Софию. Я усаживался под деревом и, глядя на Стамбул, часами предавался мечтам. Однажды я увидел во сне Ходжу, который плыл к острову на лодке в сопровождении дельфинов; он был с ними дружен и расспрашивал их обо мне; стало быть, он меня разыскивал. В другой раз я увидел рядом с Ходжой свою мать; они ругали меня за то, что я опоздал. Когда я просыпался в поту от бьющего в лицо солнца, мне хотелось вернуться назад в эти сны, а если не получалось, я принуждал себя думать. Иногда я думал о том, что Ходжа умер; о его теле, лежащем в покинутом мной пустом доме; о людях, пришедших его забрать, и о безмолвии похорон, на которые никто не явился. Потом я начинал думать о его предсказаниях; об увлекательных выдумках, приходивших ему в голову, когда он бывал в хорошем настроении, и о том, что он измышлял, когда им завладевали гнев и ненависть; о султане и животных в султанском зверинце. Омары и крабы, проткнутые насквозь моей острогой, медленно шевелили клешнями в такт моим дневным грезам.
Я пытался убедить себя, что сумею бежать на родину. Деньги для этого можно было украсть запросто: двери на острове никто не запирал. Но сначала требовалось забыть Ходжу. Дело в том, что я никак не мог освободиться от манящих воспоминаний об удивительных событиях, произошедших со мной, и чуть ли не винил себя за то, что оставил умирать в одиночестве человека, так похожего на меня. Я тосковал по нему, как тоскую сегодня; размышлял о том, действительно ли мы были так похожи, как говорила мне память, или я сам себя обманываю; потом внушал себе, что за одиннадцать лет ни разу не всмотрелся как следует в его лицо, хотя на самом деле занимался этим множество раз. Однажды меня даже посетило желание поехать в Стамбул, чтобы успеть в последний раз посмотреть на покойника. И я понял, что не смогу освободиться, если не уверюсь, что сходство между нами – ложное воспоминание, неприятная ошибка, которую нужно вычеркнуть из памяти.
Хорошо, что из этого ничего не получилось, ибо пришел день, когда я увидел перед собой Ходжу! Я лежал растянувшись в саду за домом рыбака; закрыв глаза и подставив лицо солнцу, я предавался мечтам, когда вдруг почувствовал, что на меня упала тень. Это был он, и он улыбался, но не улыбкой победителя, взявшего верх в игре, а так, словно любил меня! Я нисколько не встревожился, даже сам несколько устрашенный этим своим спокойствием. Наверное, втайне я ждал, что этим все и закончится, потому что сразу ощутил чувство вины, словно ленивый раб, словно оступившийся слуга. Собирая вещи, я не испытывал ненависти к Ходже, а презирал сам себя. Он заплатил рыбаку мой долг. С ним было два гребца, и на четырех веслах мы быстро добрались до Стамбула. Домой мы пришли еще засветло. Я понял, что соскучился по запаху этого дома. Зеркала на стене не было.
На следующее утро Ходжа позвал меня к себе и сказал, что моя вина очень велика, и не только потому, что я сбежал, а потому, что бросил его умирать, приняв укус насекомого за чумной бубон; надо бы меня наказать, но сейчас не время. Оказывается, неделю назад его наконец-то призвал к себе султан и спросил, когда кончится чума, сколько жизней она еще унесет и грозит ли опасность ему, султану. Поскольку от волнения Ходжа не смог придумать ничего дельного, он дал уклончивые ответы и отговорился тем, что ему нужно время, чтобы посоветоваться со звездами. Домой он вернулся, не помня себя от счастья, и все не мог сообразить, как использовать интерес султана с пользой, а потом решил съездить за мной.
Оказывается, он уже давно знал, что я на острове. Когда я сбежал, он три дня провалялся в постели с простудой, а потом начал поиски и вскоре напал на след: хватило пары монеток, чтобы болтливый лодочник рассказал, как отвез меня на Хейбели. Ходжа не поехал за мной, потому что знал: я все равно никуда не денусь с острова. Он сказал, что теперь ему выпала самая большая удача в его жизни, и я с ним согласился. Тогда Ходжа без обиняков объявил, что нуждается в моих знаниях.