Бегство из Эдема

Отношение Бена к ее «аристократическому» происхождению являло собой убийственную смесь презрения и невольной зависти; он испытывал нездоровое удовольствие, издеваясь над ее дворянским титулом, и в то же время вовсю использовал его, чтобы возвысить свое собственное положение в обществе. Герцогиня Сомервилл с самого начала стала излюбленной мишенью его публичных выпадов, и не только потому, что смеяться над ее слабостями было нетрудно, но главным образом потому, что это был самый легкий способ ранить Сару.

– Да, она пила. В наследство после смерти мужа ей достался лишь заросший лишайниками, разваливающийся на части старинный замок, который она по закону не имела права продать, да пятимесячный ребенок. Правда, ей позволили продать обстановку, и она этим воспользовалась. Распродала по частям все, что могла, и кое-как перебивалась на мизерное ежегодное пособие, оставленное ей в завещании моего отца. К тому времени, как мне исполнилось десять, его родовая усадьба превратилась в пустую пещеру, где свободно гуляло эхо. Все ценное было распродано, чтобы заплатить за тайный порок моей матери.

– И как же вам там жилось?

– Мне было…

Она не поддалась сочувствию, прозвучавшему в его глубоком, звучном голосе, и отвергла такие слова, как «одиноко», «страшно» или «тоскливо».

– Можно считать, что мне повезло, потому что отец в завещании отдельно оговорил весьма значительную сумму на мое образование. Матери не дозволялось прикасаться к этим деньгам, и, наверное, это сводило ее с ума. Это было очень предусмотрительно со стороны моего отца, вам так не кажется? Как бы то ни было, в детстве обо мне заботились гувернантки, а потом меня отсылали учиться в весьма дорогих закрытых частных школах, и все это продолжалось, пока мне не исполнилось шестнадцать. Так что не думайте, будто я сидела взаперти в полуразрушенном фамильном замке наедине с матерью и год за годом медленно сходила с ума вместе с ней.

На ее слабую попытку обратить все в шутку Алекс ответил лишь угрюмым взглядом.

– Вы были счастливы в пансионе?

Она встала с качелей, отошла на несколько шагов и лишь затем повернулась к нему лицом.

– Нет, разумеется, я не была счастлива. Я была одинока, бедна, как церковная мышь, и у меня почти не было друзей: мою застенчивость все принимали за высокомерие.

Алекс тоже поднялся и подошел к ней. В ночном воздухе далеко вокруг разливались звуки музыки. Китайские фонарики во дворе у Дейзи мигали в ветвях деревьев, как светлячки. Тонкое облако закрыло луну у них над головой, но она вырвалась на свободу и плеснула на землю серебром. Волосы Сары впитали этот бледный огонь и засветились, в ее глазах появилось кроткое сияние. В призрачном свете луны она казалась ему воздушным языческим божеством – манящим и недоступным, мраморно-холодным и в то же время живым.

– В чем дело? – тихо спросила она, неверно истолковав его взгляд. – Вы меня жалеете? Не стоит, уверяю вас.

– Потому что теперь вы счастливы? Бен вас спас, и теперь у вас есть все?

Алекс пожалел о своих словах, как только они сорвались с языка. Ее самообладание мгновенно испарилось, лицо в один миг утратило свою горделивую замкнутость, словно по нему смертельной косой прошло отчаяние. Алекс схватил ее за руки, стремясь удержать, не дать ей отвернуться.

– Простите, простите меня, я сморозил глупость. Дело вовсе не в жалости, я бы не посмел… Взгляните на себя, вы же…

Алекс прервал себя на полуслове, сообразив, что готов сморозить еще одну глупость.

– Я никогда не встречал женщины, похожей на вас. Ни у кого нет такой силы духа, такой доброты…

Сара попыталась отнять у него руки, и ему пришлось удержать их силой.

– Вы органически не способны ни на какое зло. Знаете, как редко это бывает?

Она рассмеялась коротким горестным смехом и снова попыталась высвободиться.

– Алекс, вы меня совсем не знаете! Вы понятия не имеете, о чем говорите.

– Я знаю о вас многое. Вы постоянно пребываете в печали, вы отказались от всякой надежды на собственное счастье, но пытаетесь улучшить жизнь других. Та работа, которой вы занимаетесь в эмигрантском центре… даже ваш муж смеется над ней, но вас это не останавливает.

…Другие женщины вашего круга считают, что приносят пользу обществу, являясь в бриллиантах на благотворительные балы, но вы…

– Прошу вас, остановитесь. Неужели вы не знаете, что никто и никогда не действует из абсолютно бескорыстных побуждений? Это не цинизм, это правда жизни. Даже святые совершают самоотверженные на первый взгляд поступки, руководствуясь мотивами, которые при ближайшем рассмотрении могут оказаться небезупречными, а уж я-то точно не святая, уверяю вас.

– Что ж, я рад это слышать. Теперь я не буду бояться вас так сильно.

Сара не смогла удержаться от смеха, и этот смех придал духу Алексу. Его ладони легко скользнули по ее обнаженным рукам вверх, к локтям, большие пальцы нащупали под нежной кожей участившийся трепет пульса. Она открыла рот, чтобы заговорить (Алекс не сомневался, что она скажет что-нибудь вроде «Вы не должны ко мне прикасаться подобным образом»), но он ее опередил: