Беглец

– Надеюсь, вы нас устроите обоих в одной комнате, – сказал Рожновский, идя за Муртуз-агой, – а то поодиночке спать в чужом месте скучно! Не правда ли, Аркадий Владимирович?

– Разумеется, – подтвердил Воинов, – нас, пожалуйста, вместе!

– Это как вам будет угодно! – любезно согласился Муртуз-ага. – Хотя для каждого из вас приготовлено по отдельной комнате, но раз вы не желаете расставаться, то я сейчас прикажу снести обе кровати в одну!

– Да, уж если можно, то, пожалуйста, распорядитесь не разлучать нас!

Когда мужчины вышли, Ольга Оскаровна первым долгом осмотрела дверь и осталась ею очень недовольна. Большой медный замок со стеклянной ручкой не действовал, ключ хотя и торчал в скважине, но был, очевидно, сломан и без пользы вертелся во все стороны. Приходилось довольствоваться маленькой медной задвижкой.

– Да полно тебе, – прервала Лидия сетования сестры по поводу неисправности замка, – вот трусиха, кто тебя здесь тронет, подумай только! Под боком у хана и под охраной Муртуз-аги ты можешь спать так же спокойно, как на нашем хуторе, под крылышком у маменьки. Помоги лучше достать мне из хурджин простыни, да ляжем скорей. Смерть спать хочется! Шутка сказать, больше тридцати верст в фаэтоне и около двадцати верст верхом и все в один день. Можно устать, я думаю…

Когда обе сестры легли и успели уже задремать, вдруг к ним в двери кто-то осторожно стукнул.

– Что такое, что надо, кто там? – испуганно подняла голову Ольга Оскаровна. В ответ за дверями послышалось какое-то неясное бормотание. Долго ни Лидия, ни Ольга не могли понять, кто и о чем с ними толкует.

– Да ведь это слуга принес нам чай! – догадалась, наконец, Лидия и громко и весело расхохоталась, глядя на встревоженное, недоумевающее лицо сестры.

– Какой чай, зачем? – замахала та рукой. – Не надо, чох-саол, гэт, тэт, не надо! – торопливо закричала она, обращаясь к продолжавшему царапаться за дверью нукеру. – Чох-саол!

Лидия продолжала хохотать, приведенная в восторг неожиданно, со страху, открывшимися у ее сестры познаниями в татарском языке.

– Эк тебя! – укоризненно покачала головой Ольга, опуская голову на подушку. – Вот ты говорила, никто не войдет – никто не войдет, а не запри я дверей, он бы со своим чаем так-таки прямо и прилез бы к нам сюда, к самым постелям!

– Воображаю, как бы ты переполошилась!

– Воображай, сколько хочешь, а я спать буду – поздно!

XXV. В Судже

На другой день, едва Лидия и Ольга успели одеться и умыться из медного, высеребренного затейливого кунгана, стоявшего в углу на низком табурете, как в комнату к ним громко постучали.

– Татары! – трагическим голосом произнесла Лидия, делая шутливо-испуганное лицо.

– Mesdames {мадам – во множ. числе (фр.).}, – послышался голос Осипа Петровича, – вы спите?

– Нет, мы уже одеты; что тебе? – спросила Ольга, отворяя дверь и подставляя мужу румяную щечку для поцелуя.

– Пожалуйте чаи пить. Давно уже готово!

Комната, где сервирован был чай, представляла из себя круглую башню, с окнами наверху, пропускавшими сквозь свои матовые стекла мягкий приятный свет. Посередине ее, на разостланном ковре, оригинального старинного рисунка, поверх полосатой скатерти стояло несколько подносов с закусками. Тут были: катых, паныр, нарезанные ломтики арбуза и дыни, сотовый мед в чашках, разного сорта варенье и целая груда белого, как снег, испеченного по особому образцу, на цельном молоке, лаваша. В стороне возвышался большой, никогда, должно быть, не чищенный самовар. Вокруг него хлопотали два замечательно красивых мальчика-подростка, с томным выражением влажных черных глаз и легким румянцем на нежных, молочной белизны лицах. Одеты они были совершенно одинаково: в темно-синие суконные казакины с красными кантами, такие же шаровары, узкие на щиколотке и широкие у пояса. Пуговицы на казакинах, с гербом Льва и Солнца, были вызолочены; на голове у обоих красовались конусообразные папахи из мелкого блестящего черного барашка. Один из мальчиков – постарше – занимался разливанием чая по маленьким разрисованным золотом и красками стаканчикам, а другой разносил их гостям, причем каждый стаканчик помещался на отдельном подносике, с изображением шаха. Чай был душистый, сильно подслащенный и особого терпкого вкуса. Осип Петрович объяснил Лидии, обратившей внимание на особенности подаваемого чая, что этот чай не китайский, а индийский, к которому персы примешивают какое-то наркотическое снадобье, кажется, опиум, отчего он в большом количестве сильно действует на нервы.

– Вообрази себе, – обратился Рожновский к жене, со смехом качая головой на Муртуз-агу, сидевшего подле него, – каков наш Муртуз-ага! Он вчера не пошел домой, а ночевал в первой комнате, у входных дверей. Там ему приготовили постель, и он спал вооруженный, охраняя ваш покой. Каков?

– Не знаем, как вас и благодарить, – улыбнулась Ольга Оскаровна, – вы чрезвычайно любезны и предупредительны!