Беги, Люба, беги!

Сосед проявил такт и не появлялся в коридоре, дав мне выплакаться. Я успокоилась и, вытерев слезы, вздыхала, бездумно моргая на декоративную соломку с иероглифами, висящую на стенке. Постепенно из разноцветного мутного пятна проявилась изящная узкоглазая девушка в розовом кимоно. Чуть склонив головку, она взирала на меня с легкой укоризной и, пожалуй, была права. Некрасиво заставлять ждать гостеприимного хозяина, и так сделавшего для меня больше, чем кто-либо другой. Я поднялась и, торопливо глянув в зеркало, вошла на кухню.

— Все готово, Любовь Петровна, — мазнув взглядом по моей заплаканной физиономии, сказал Ферапонтов и вежливо отвернулся. — Садитесь!

— С утра мечтала о яичнице, — устраиваясь на табурете, хлюпнула я.

Он кивнул, сел напротив, и мы быстро расправились со шкварчащей глазуньей, сердито таращившей на нас свои оранжевые глаза. Потом Коля убрал тарелки и поставил на плиту чайник.

— Как рука? — вежливо осведомился он, одновременно разыскивая что-то в навесном шкафчике. — Не болит?

— Нет, — частично соврала я.

— Может, все-таки стоит съездить в травмопункт?

— Нет, все в порядке.

— Вы доктор, вам, конечно, видней. Печенья хотите? — Я улыбнулась и покачала головой. Вот тут-то Ферапонтов и застал меня врасплох: — Так что будем делать с сервизом?

В голове досадливо мелькнуло: «Началось!», и я, глубоко вздохнув, спросила:

— Коля, чего ты от меня хочешь?

— В общем-то, ничего. Просто вчера вечером... — Тут я поняла, что начинаю краснеть. И даже не краснеть, а прямо-таки багроветь. — Вы вчера говорили весьма странные вещи... Что сервиз материализовался чуть ли не из воздуха, а подсвечник — не подсвечник... И амуры — инопланетяне. Ну, вот мне и интересно.

Я поняла, что мне не хватает кислорода, С большим удовольствием я бы сейчас провалилась вниз, к соседям на второй этаж, но, к несчастью, полы у Ферапонтова были крепкие, и даже табуретка не шаталась. Не решаясь поднять на соседа глаз, я глухо поинтересовалась:

— А что я еще говорила?

Он пожал плечами:

— Много чего. Что готовы взорвать телефонную станцию...

— Станцию? — не поверила я. — Зачем?

— Чтобы он больше не звонил.

Я машинально отозвалась:

— Кто?

— Он. Не знаю кто, я не понял.

И то хорошо. По крайней мере, я не все выболтала. Порадовавшись хотя бы этому обстоятельству, я помаялась, повздыхала и — попыталась объяснить, что увидела у себя в комнате, вернувшись однажды с работы. Во время весьма сбивчивого повествования я поглядывала в лицо соседа, очень опасаясь увидеть там усмешку. Но усмехаться Ферапонтов и не думал. Он был здорово удивлен, но смотрел так серьезно, что я буквально плавилась под его пристальным оком.

— Интересно... А что было сначала: телефонные звонки или... фарфор?

Я насторожилась. Про звонки я ему не рассказывала.

— Какие звонки? С чего ты взял?

— Это очевидно. Одно следует из другого. Только я вчера заикнулся о сервизе, как вы сразу начали говорить о звонках, которые сведут вас в могилу. К тому же все это очень... логично.

«Все-таки разболтала! Но о Какой логике он говорит?» Лично моей логике здесь ничего не поддавалось. Взглянув на Ферапонтова, я ощутила, как в области грудной клетки у меня начинает зарождаться к нему чувство, сильно похожее на уважение. Радостно, что хоть кто-то видит в происходящем рациональное зерно.

В этот момент весело забулькал чайник. Пока Ферапонтов возился с заваркой, я судорожно решала, как быть. В принципе, история о маньяке ничуть не безумнее, чем о сервизе. Если разобраться, то без него она просто абсурдна.

— Сначала звонили. И голос меняли, прямо как в кино, словно говорили из металлической бочки. Даже непонятно было, кто это: мужчина или женщина. Скорее всего конечно, мужчина. Зачем женщине заниматься такими глупостями?

Ферапонтов вежливо промычал, отводя взгляд и, как видно, имея на женские занятия свою точку зрения.

— Он звонит очень часто, едва ли не каждый день, и всегда выбирает время, когда Олега нет дома. Что, правда, не так уж сложно. А Олег не верит, что такой человек вообще существует. Он просил своего знакомого, капитана милиции, и тот ставил нам определитель номера. Но все бесполезно. И они думают, что у меня съезжает крыша.

— А подсвечник появился вместе с посудой?

— Да, — кивнула я. — Как появился, так и пропал.

Коля задумался. Я уже давно допила свой чай, а Ферапонтов, озабоченно хмуря брови, все разглядывал свою полную чашку. Неожиданно он поднял голову и без тени улыбки, заявил:

— Любовь Петровна, думаю, что у вас есть, еще «клопы».

Я хлопнула челюстью. Коля отодвинул чай, поднялся

и, сунув руки в карманы брюк, неторопливо прогулялся взад-вперед по кухне. Мимоходом грянув в окно, он негромко присвистнул:

— А вот и ваша подружка! Лида, кажется?

Разглядев меня в проеме соседской двери, Вельниченко удивленно хлопнула глазами:

— Тю-ю! Ты уже вернулась? И, завидев маячившего за моей спиной Ферапонтова, радостно оскалилась: — Здравствуйте, Коленька!

— Здрасьте! — вежливо отозвался тот.