Беги, Люба, беги!

— Дела... хлопоты... — смиренно кивнул Тигрин, присаживаясь к столу, где врачи имели обыкновение по утрам пить чай. — Даже во рту пересохло...

— «Все-то ты в трудах, великий государь... аки пчела...» — расхожей цитатой посочувствовала я. — Могу предложить воды из-под крана...

— Люба, — загрустил Тигрин, — ты по ночам всегда такая вредная?

— Всегда, — ядовито сказала я. — А ты всегда ночью по ординаторским чаи гоняешь?

— Конечно, нет! — благородно вознегодовал он. — Ночью я всегда дома сплю. Но сегодня вот подзадержался и решил на огонек заглянуть.

— На огонек надо со своим самоваром заглядывать! У меня здесь ни чая, ни сахара. Даже чашки своей нет. Так что банкет отменяется.

Отказ Тигрина только воодушевил:

— Ерунда! Пойдем ко мне, у меня в шкафу хорошее вино имеется!

— Ну, нет! — воскликнула я. — У меня дежурство, какое вино... — Тут Тигрин попытался объяснить какое, но я, опасаясь, что он все-таки изловчится подбить меня на какую-нибудь глупость, сердито оборвала: — И не старайся! Лучше пойду спрошу у сестры заварки.

Пока я отсутствовала, Максим вскипятил воду в электрическом чайнике и выудил откуда-то пару чашек. Сидя за чаем, мы мирно болтали почти до двенадцати. Удобно расположившись в кресле, Тигрин явно никуда не торопился, веселя меня анекдотами и байками, большую часть из которых он, по-моему, тут же и придумывал.

— Что ж, — выслушав очередную историю, сказала я, — пора проведать подопечных. И сегодня нужно будет к Лидке на полчасика заглянуть... Столько дел, совсем нет на нее времени!

— Как она?

— Поправляется потихоньку. Представляю, как бедняжка измучилась, столько времени не двигаться, да еще и молчать! Ну, ничего, вот швы заживут.

Максим неожиданно спутал мои светлые мечты, со вздохом пробормотав:

— Честно говоря, я испытываю некоторую вину за ее несчастья...

— Почему? — удивилась я.

— Когда вы улетали, в аэропорту... — медленно заговорил Тигрин, а я хихикнула, вспомнив выражение его лица, когда к нему бросилась Вельниченко. — Лида подошла, дала свой телефон и попросила сообщать, если ты позвонишь. А недели через две позвонила сюда и попросила о встрече. Я подумал, что она что-то узнала о тебе, и мы договорились встретиться у павильона в парке. Но в тот день был сильный ливень, закоротило наружную сигнализацию в третьем корпусе... Ну, не суть важно. В итоге я опоздал на десять минут. У павильона никого не было. Немного подождал, а потом решил, что твоя подруга просто передумала, и вернулся, дел было невпроворот. Через пару дней позвонил ей, а ее мама сказала...

Пару минут я переваривала странную новость. Меж тем Тигрин говорил уже о другом, о чем — я прослушала. Мне хотелось спросить, почему же он не рассказал об этом раньше, но я побоялась, что подобный вопрос будет носить определенный оттенок ревности. Рассказывая, он словно извинялся, но Лидка свободная женщина, и сам Тигрин холост. Мне нет никакого дела до их встреч.

— Что ж, не буду тебя отвлекать! — Максим поднялся. — Доброй ночи!

— Что? — очнулась я. — Ах, да! Ты уходишь?

Оглянувшись у двери, он кивнул и махнул мне ручкой. Ну, вот! Опять мне мыть после него посуду!

Утром после дежурства я заглянула к Лидке. Новости были приятные: ее левая рука была свободна. Хотя она и напоминала больше сосиску, чем руку, но прогресс — налицо. Да и мычала и шипела сегодня Лидка гораздо веселей.

— Видишь, пальцы еще не слушаются, — смеясь, пояснила Мария Андреевна, наблюдая ее упорные попытки возобновить хватательные навыки. — Но это пустяки, завтра уже будет вовсю чесать себе нос. Ну, поболтайте пока... Да, вот что: аллергических реакций у нее не выявлено. Возможно, проблемы возникали из-за излишнего нервного напряжения. А я даже кислородный аппарат на всякий случай приготовила... Но, думаю, все позади, она быстро идет на поправку.

— Пш-шат... — сообщила подруга, когда мы остались вдвоем, и захлопала глазами.

— Вот видишь, все в порядке! — одобрительно кивая, присела я рядом. — Я же говорила, что здесь безопасно, напрасно ты так волновалась.

— Пш-ш-шат... — повторила Лидка.

Я задумалась.

— Если ты насчет руки беспокоишься, то зря.

Но подруга упорствовала, пришлось включать фантазию. После некоторых раздумий я продемонстрировала ей «утку». Вельниченко раздраженно простонала и закрыла глаза. Я развела руками. Идентифицировать таинственный «пшат» не получалось. Тогда я начала задавать вопросы, пытаясь определить, что именно Лидке понадобилось, но бессонная ночь, видимо, давала о себе знать, и в гадании мы тоже не продвинулись. Наконец устали мы обе.

— Ладно, дорогая, — сказала я, поднимаясь, — ты тут пока потренируйся, в следующий раз снова попробуем. Увидимся в понедельник, ладно?

Позвонив Христенко, я, к величайшему моему огорчению его не застала. Делать было нечего, и я вышла на Макулинскую. Улица была пустынна, как Сахара в полдень, я повертела головой и пошла к остановке. Мимо с грохотом пронесся огромный тягач, обдав меня густым облаком пыли. Я чихнула пару раз и остановилась, протирая глаза. В этот момент из облака таинственно нарисовался знакомый силуэт «СААБа».