Беги, Люба, беги!

«Неужели узнала? — в веселом изумлении хихикнула я мысленно. — Представляю, с какой скоростью она сейчас отсюда смоется!»

Но подруга поступила иначе — радостно всплеснув руками, бросилась вперед, словно встретила дорогого друга. Оживленно лопоча, она ухватила Тигрина за руку. У того Лидкин образ не вызывал неописуемого прилива счастья, поэтому, увидев ее, Максим отшатнулся. Что было дальше, не знаю, поскольку мне пришлось свернуть за угол.

Германия встретила нас сырой погодой и холодным порывистым ветром.

— А еще заграница! — пренебрежительно протянул Федор Семенович Жвакин, «оптимист всех времен и народов», как называли его коллеги, и по совместительству гениальный хирург. — Стоило столько тащиться, чтобы попасть под ливень!

Федор Семенович немного преувеличил: под дождь мы не попадали, но пейзаж за окном не одного пожилого хирурга настроил на пессимистический лад.

Быстро миновав пограничные препоны, мы двинули к выходу, где увидели рыжую шевелюру госпожи Баг-гофф. Она стояла возле квадратной колонны, держа в руках целый сноп черных зонтов.

— Ох уж мне эти немцы! — снова забубнил Жвакин, пока мы гуськом тянулись через зал. — Все у них не как у людей!

— Хватит скрипеть, старик! — весело посмеиваясь, оборвал его реаниматолог Вадим Сергеевич Посколец по прозвищу Комод. — Сейчас хряпнешь ихнего шнапсу, и окружающая сырость покажется тебе райским местом.

Клиника, куда мы направлялись, находилась в пригороде. Мы сели в большой зеленый микроавтобус, и по дороге Инга Львовна вкратце изложила нашу программу:

— Гостиница, где вы будете жить, недалеко от клиники, на соседней улице. В клинике я буду вместе с вами, так что языковых проблем не возникнет. По всем возникающим вопросам обращайтесь без стеснения. Вам выдадут карты допуска, как в «Медироне», только гостевые. Очень советую их не терять, договориться с охраной центра невозможно в принципе...

— Гестапо... - угрюмо глядя в окно, буркнул Жвакин.

Пока она рассказывала, я с величайшим интересом смотрела в окно. День катился к вечеру, затянутое тучами небо отливало тусклым серебром, размывая убегающую вдаль ленту шоссе. Огни встречных машин сливались в мерцающую красно-жёлтую реку, и возникающие за окном пейзажи казались странной смесью

современной реальности и празднично-пряничной сказки.

Через двадцать минут машина остановилась на зеленой улочке возле палисадника, усеянного мелкими голубенькими цветочками. Вдоль него стояло несколько каменных тумб, увенчанных фонарями. За палисадником виднелся аккуратненький трехэтажный каменный домик с затейливыми железными завитушками на окнах.

— Господи, — молитвенно сложив ручки, очарованно зашептала Березкина. — Какая красота!

— Чисто, как в морге! — незамедлительно отозвался Федор Семенович, окидывая недовольным взглядом щедро освещенную улицу. — Просто плюнуть хочется!

Во избежание международного скандала, мы со Светкой живо подхватили хирурга под руки и потащили за направившейся к сказочному крылечку Ингой Львовной. Посколец и Илья Боженков, третий представитель сильного пола в нашем дружном медицинском отряде, подхватили чемоданы и, подшучивая над Жвакиным, потопали следом.

В холле нас встретила радушная хозяйка, и раздала ключи от комнат. Растащив вещи, мы переоделись, умылись, после чего нас пригласили на ужин. Хозяйка принесла бутылку холодного шнапса, чем внесла в тоскующие по родине мужские ряды необычайное оживление. Вскоре госпожа Баггофф поднялась из-за стола, чтобы раздать нам планы на предстоящую неделю. Заглянув в них, все дружно почесали в затылках.

— Однако! — протянул Илья, хлопая глазами на четко расписанные по минутам строчки. — Похоже, до знакомства с достопримечательностями дело и не дойдет.

— Да, — засмеялась, увидев наши враз скисшие физиономии, Инга Львовна, — немцы не теряют время попусту. Но не расстраивайтесь: воскресенья будут свободными!

Это оптимистическое заявление вызвало в наших сплоченных рядах некоторое подобие нервного смеха.

Покрутив свой листок, я улыбнулась:

— Пустяки! У меня в «Медироне» каждый божий день

был такой список. Здесь, по крайней мере, есть графа с надписью «обед»!

Но, как мне показалось, это мало кого утешило.

Вскоре выяснилась еще одна забавная деталь: в номерах не было телефонов. Но в холле "стоял телефон-автомат, и я набрала домашний номер. Никто не снимал трубку. И только потом сообразила: я же самолично разбила телефон!

Утром, ровно в половине восьмого, госпожа Баггофф появилась в холле.

— Вот ваши пропуска... Идемте, Господа, время не ждет!

Пропуска разительно напоминали медироновские, с той лишь разницей, что имели ядовитый желтый цвет и несли информацию на немецком языке. Даже фотографии были те же.

— Что ж, боевые подруги! — пропел Илья Боженков, галантно протягивая руки и помогая нам со Светой спуститься с крылечка. — Вперед! Долг зовет!