Все вновь прибывающие в гарем девушки старательно подражали Ву Ли и сумели зайти так далеко в своём подражании, что тем насельницам гарема, кому было уже за двадцать, «порыв южного ветра» казался фантастически вульгарным и чем-то таким, чего сами себе они и под страхом смертной казни позволить не могли. Эти ревнительницы так называемого «имперского стиля» частенько любили посудачить о том, что император Ы совершенно потерял вкус к прекрасному и только по этой причине больше не приглашает их в Северный павильон.
Дунь была главой этих ревнительниц «имперского стиля», но, как было уже сказано, Дунь решилась на унизительные для неё перемены и, надо сказать, ей это вполне удалось: когда она шла по гарему в своём новомодном шелковом платье цвета «удручённая любовью лягушка», усеянном по полю златоткаными портретами императора Ы, в её причёске было столько белых хризантем, что и волос-то видно не было, а носки её синих туфель так далеко выглядывали из-под платья, так зелены были её губы, так густо припудрены золотой пудрой её щёки, так высоко нарисованы её тонкие красные брови, так длинны и остры были пурпурные раковины, приклеенные к её ногтям, так зло гудели мохнатые седые шмели в маленьких золотых клетках, висящих в мочках её ушей, что у всех насельниц гарема – и ревнительниц «имперского стиля», и ярых привержениц «порыва южного ветра», – как с удовольствием отметила Дунь, глаза от зависти стали круглыми как оловянный го.
Но не только свою внешность сумела переменить Дунь. Она ещё набралась и всяких новомодных словечек и выражений в стиле «порыв южного ветра», научилась ходить, говорить и смеяться в стиле «порыв южного ветра», научилась и ещё многому из того, чему одна женщина может научиться у другой.
Император Ы был приятно удивлён всеми этими переменами: вместо холодной и чопорной Дунь (по обыкновению одетой по моде трёхсотлетней давности, с набелённым лицом, скорее похожим на погребальную маску, чем на лицо хорошенькой девушки) к нему явилась модная шалунья.
Дунь так забавно морщила свои губки, так ловко пританцовывала, так заразительно смеялась, так звонко пела смешные детские песенки с квакающим южным акцентом, подражая Ву Ли, так «серьёзно», лукаво блестя глазами, гадала императору по линиям его руки, что император Ы и думать забыл о том, что он пригласил к себе в Северный павильон Дунь только для того, чтобы уязвить самолюбивую Ву Ли, и со всей строгостью, на какую был способен, взялся экзаменовать Дунь, сумеет ли она исполнить сегодня вечером все «312 обязательных правил» в стиле «порыв южного ветра»…
Всем, кто хочет узнать об этих правилах подробнее, я могу посоветовать не лениться и разыскать в императорской библиотеке книгу «История императорского гарема с обширными комментариями анонима», где и приводятся все те 312 обязательных правил, которым должна следовать наложница, приглашённая императором в Северный павильон.
В ту ночь императору Ы не спалось: после экзаменовки, а потом и переэкзаменовки Дунь, он развлекал себя игрой в шахматы – Дунь проиграла императору три партии кряду, а вот в четвёртой на десятом ходу сумела выиграть коня. Императора Ы ждал бы неминуемый разгром, если бы в вертограде в это время трижды не проухала сова.
Дунь тут же поняла, что это отец подаёт ей сигнал о том, что Ву Ли вошла в хижину Ю, и осмелилась просить императора о прогулке по ночному вертограду, жалуясь на духоту в Северном павильоне. Император Ы с охотой (он не хотел проигрывать партию) согласился на предложенный ему Дунь неожиданный ночной моцион.
Полная луна освещала Поддиную: в императорском вертограде было светло как днём. Дунь бежала впереди императора по тропинке и, чтобы нравиться ему, то прыгала на одной ножке, то кружилась, то пела, то есть делала всё то, что обычно делают пятилетние девочки-непоседы. Дунь так распроказничалась, что даже сбилась с тропинки и чуть было не упала, наткнувшись на плетёную корзину, валявшуюся под сливовым деревом. Когда Дунь подняла голову, она увидела привязанную к ветке сливы толстую верёвку…
О том, как ловко Ву Ли надула императора с этой верёвкой, весь гарем узнал от горничных девок императрицы Юй. Когда императору Ы пришлось объяснять, зачем он подарил Ву Ли ожерелья и шпильки, он оправдывался перед императрицей Юй, говоря, что если бы он не пообещал подарить Ву Ли ожерелья и шпильки, то она бы непременно повесилась. Говорили, что императрица Юй всё никак не могла взять в толк, «в чём же заключался бы ущерб для государственной казны, даже если бы эта Ву Ли и повесилась». И всех донимала вопросом:
– Неужели эта Ву Ли, за которую казна четыре года назад заплатила всего 30 золотых го (императрица добралась и до этой купчей), стоит того, чтобы теперь ей за её жизнь дарили три ожерелья и десять шпилек стоимостью в 3000 золотых го?
Императрица Юй даже тайно послала в вертоград главного прокурора По с целой дюжиной следователей, и они дознались, что Ву Ли повеситься не могла, потому что верёвка была без петли, а отрезанная петля валялась там же под деревом.