Бег сквозь лабиринт

Позже Комисаров вспомнил, что ему приснился Сизов. Андрей медленно поднимался по ступеням, и ему было очень холодно, он зябко обхватил плечи и понял, что стоит в рубашке и в одних трусах, босые ноги покрылись мурашками и, несмотря на это, он толкнул дверь чердака и вошел внутрь. Из разбитого окна дул ветер, на полу ледяной коркой застыл снег, там он и увидел Сизова, только он сидел на стуле у окна и смотрел на снег, который, залетая, кружился и падал на грязный пол. Сизов обернулся, на его лице так и остались застывшие капли крови, теперь, когда он был в неперевернутом состоянии, это выглядело еще ужаснее, как будто кровь текла снизу вверх и заледенела на его щеках. В стеклянных глазах Сизова отражался лунный свет, он тяжело поднялся и направился к Комисарову. На его голове застывшая кровь слепила волосы в кровавую корону, отчего он стал похож на короля мертвецов с багряным украшением, торчавшим словно иглы вверх. Андрей не чувствовал страха, а просто спросил.

— Что мы здесь делаем?

— Я ни в чем не виноват, ОН ошибся, — почти простонал Сизов, едва шевеля губами, — он выполняет чужую работу, чужую волю… ищи зверя.

Потом Комисаров проснулся и долго не мог вспомнить, что ему привиделось, но затем, когда память вернула его в ту странную холодную ночь, ему стало по-настоящему страшно. Что это было нервы или предзнаменование, может кто-то работает под маньяка, может, вообще все жертвы просто заказаны кем-то, и надо искать заказчика. Да, на сны он не мог опираться, это было не совсем разумно, и поэтому Андрей решил собирать факты и продолжать расследование в обычном порядке. Хотя теперь он был готов даже обращаться за помощью к гадалкам, в такой тупик он сейчас был поставлен, да и начальство давило, двенадцать нераскрытых убийств, это уж извините — перебор.

Комисаров прочитал десятое стихотворение.

 Открой свои глаза пошире,
 Тогда быть может, ты меня узнаешь,
 Я в твоей комнате, в квартире,
 Я твой сосед, иль друг, ты понимаешь?

Казалось, убийца уже устал и снова бросал подсказки понятные только ему. Предпоследнее убийство было совершено 26 апреля 1992 года, жертвой оказалась Найденова Наталья Михайловна 1970 года рождения, уроженка города Красноярска, не работающая, не привлекавшаяся. Комисаров пробежал глазами по ее делу, странный расклад, ее вообще можно было не убивать, если только она ни чья-нибудь подружка, если подумать о заказчике и киллере работавшего под серийного убийцу маньяка. Но даже если это и так, зачем так жестоко было убивать своих жертв, обычно киллер убивает и бросает оружие на месте преступления, не оставляя ни каких следов, почему так трудно и раскрываются заказные преступления.

Его размышления прервал стук в дверь, Комисаров понял, что это Журавлев и крикнув:

— Войдите, — поднялся навстречу своему гостю.

Журавлев протянул Комисарову руку и, озабоченно посмотрев по сторонам, без приглашения сел в кресло у стола. Они немного помолчали, взгляд Бориса Германовича упал на раскрытое дело об убийствах, с живописными фотографиями, заметив это. Комисаров быстро захлопнул папку и, сев за стол представился:

— Я занимаюсь этим делом уже полтора года, и теперь факты начали складываться несколько иначе.

— Понимаю, — кивнул Журавлев, — секретарь мне сказала, что вы хотели о чем-то поговорить со мной.

— Да, я хотел задать вам несколько вопросов.

— Хорошо, можно я закурю, — попросил Журавлев, и Комисаров увидел, как он побледнел.

— Конечно, курите, — Андрей пододвинул к нему пепельницу. Журавлев кивнул на окно.

— Какая была сегодня погода, а сейчас, гроза, гром…

— Да, — согласился Андрей, — а вы давно были знакомы с Жуковой?

— С Машей? — как-то отстраненно спросил Журавлев, — да, я еще не могу поверить… в то, что случилось.

— В каких вы были с ней отношениях? — Комисаров, прищурившись, смотрел на Журавлева окутанного клубами серого дыма.

— Она… она была моим секретарем, — он вынул следующую сигарету, — мы работали вместе.

— А у нее есть здесь родственники, знакомые, почему именно вы опознавали труп?

— Она не отсюда и здесь, кроме меня, у нее ни кого нет.

— У вас были отношения личного характера? — Комисаров заметил, как на лице Журавлева проступили красные пятна.

— Не знаю, как говорить об этом, вы понимаете, я женатый человек.

— Я понимаю, — Комисаров налил ему стакан воды из стеклянного графина, — выпейте и не волнуйтесь так, я хотел просто поговорить, а не допрашивать вас, пока все без протокола. Я хочу вам кое-что показать, — он вытащил из папки два четверостишья, последнее и восьмое, — вам не знаком этот почерк?

Журавлев свел брови, и, вынув очки из внутреннего кармана, склонился над неровными строчками. Комисарову показалось, что Журавлев может пролить свет на владельца этого почерка, но он ошибался. Борис Германович покачал головой и сказал, что не знает.

— Хорошо, что вы можете рассказать о Маше?