Бег по взлетной полосе

Пахнет сыростью, полынью и крапивой, капли срываются с листьев и падают в высокую траву, где-то в кустах шуршит неведомый зверь. Над головой нависает темно-синее небо с пятнами туч и белые равнодушные звезды.

У меня нет дома.

Мой дом там, где Кит.

Он возвращается к великовозрастным товарищам и вливается в гущу событий: хохмит, чокается горлышком бутылки, ржет и провозглашает тосты. Душа маргинальной компании во всей красе. Кошмар, от которого некуда было спрятаться в школе.

А я молчу в сторонке и пристально слежу за ним, глотая горечь. Я даже не хочу верить собственному хреновому зрению, потому что оно как никогда четко показывает мне: Кит не пьет. Греет в ладони бутылку, создавая видимость, вместе со всеми пьянеет, даже шатается, но ни разу не отпивает ее содержимое.

С отвращением бросаю непочатое пиво в бурьян и долго вглядываюсь во мрак над узловатыми ветками яблонь.

Иррациональное, глупое, ненормальное ликование разгоняет пульс. Я счастлива. Сбежала из дома и едва не умерла… Но счастлива.

Потому что есть он.

Не знаю, сколько времени прошло – час, а может, и больше. Ветер усилился, а градус веселья у костра достиг пика.

Присутствующие горланят песни «Алисы» – папа тоже любил эту группу. Кит орет громче всех и восторженно вопит после каждого припева.

Колян, неприступной угрюмой скалой застывший на краю скамейки, внезапно отмирает, встает и, шатаясь, направляется к огню. Преграждает Киту путь и кладет лапищу на его плечо.

– Емана, ты че-то слишком борзый стал, Никитос, раздражает меня твоя наглая рожа, – гудит он, возвышаясь над Китом. – Смелый, да? А меня ушатаешь, щенок?

– А надо? – скалится тот в ответ, и Колян, сжав кулаки, с рычанием прет на него.

Я ахаю и прикрываю рот, но происходит необъяснимое: Кит бросается вперед, обхватывает здоровяка и, сделав подсечку, роняет на землю. Прижимает горло коленом, нависает над поверженной тушей и проводит серию ударов в корпус и голову.

Его оттаскивают, но он тут же вырывается, нервно поправляет толстовку, сплевывает под ноги и скрывается в домике – моем временном убежище.

Пораженно слежу за побежденным чудовищем, ползающим в грязи, и задыхаюсь от восхищения и зависти. Если бы я могла с такой же легкостью преодолеть свои страхи и разделаться с монстром вдвое больше меня…

Коротко жужжит телефон, оживший впервые за много часов. Вынимаю его из кармана и с трудом разбираю на ослепительно ярком экране сообщение от мамы:

«Добралась хорошо. Гостиница шикарная. Только что закончился фуршет после семинара. Завтра к вечеру буду дома. Как у вас дела?»

Темные строчки тут же перекрывает заставка входящего звонка.

«Игорь».

Воображение услужливо рисует его бледную, перекошенную от ярости холеную физиономию.

«Папочка» вернулся с работы, терпеливо дождался наступления унизительного комендантского часа… А меня все еще нет. Не перед кем демонстрировать превосходство и развитую мускулатуру, некого гнобить и обижать, некого лапать…

– Пошел ты! – огрызаюсь я. – Чтоб ты сдох, придурок!

Отключаю телефон, прячу его поглубже и вздрагиваю: рядом стоит Кит. Вероятно, стоит уже довольно долго.

– Кит, я… – пробую придумать объяснение тому, что он увидел и услышал, но Кит протягивает мне рюкзак.

– Как чувствовал, что ты не ушла.

Отсветы пламени скользят по его лицу, отражаются в глазах, и мне кажется, что передо мной ангел.

Мой ангел-хранитель, вышедший из-за правого плеча.

Жгучее любопытство порождает вопросы.

– Кит, как ты оказался сегодня здесь??? И почему так вовремя? Как ты смог справиться с тем огромным парнем? – пристаю я, но Кит лишь беспечно смеется.

– Да он пьяный в сосиску. Дунь – упадет… Пойдем, провожу. – Он вешает мой рюкзак рядом со своим, ловит и крепко сжимает мою ладонь и тянет меня за собой в темноту.

Глава 18

Крики, вопли и смех отдаляются и смолкают, летняя ночь поглощает все посторонние звуки, воцаряется звенящая тишина. Чувства обостряются от неизвестности и тревоги, но Кит уверенно идет вперед, рюкзаки подрагивают в такт широким шагам.

Память переносит меня в волшебную сказку детства, где мы с папой шли сквозь заколдованный лес, но мне не было страшно, ведь папа – надежный и добрый – был рядом со мной. Невыносимое тепло растекается в груди, слезы теснятся в горле.

С Китом тоже не страшно… Электрические разряды покалывают тонкую кожу там, где она соприкасается с его горячими пальцами.

Кто бы мог подумать, что кошмарный, дерьмовый день окончится так прекрасно!

Тропа расширяется, мы с трудом взбираемся на холм – отяжелевшие от грязи подошвы настойчиво тянут вниз. Я смертельно устала, желудок урчит и ноет от голода. Вдали заплаканными глазами моргают городские фонари, в черном небе застыли красные огни вышек сотовой связи, на их фоне прорехами расползаются бордовые тучи.

Кит отпускает мою руку, щелкает зажигалкой, и лицо с острыми скулами озаряет оранжевый сполох. Не сговариваясь, мы садимся на корточки и переводим дух.

– Так… – Кит первым нарушает молчание и выпускает вверх белый дым. – Думаю, сдохнуть ты желала явно не маме.