Беатриче кота Брамбиллы

Я поправлялась и голова моя крепла. Все чаще приходили ко мне мысли, что я буду делать, когда меня выпустят из больницы. У меня не было денег, не было отца, от которого я ушла и который меня проклял, не было службы… Значит, нужно было стать уличной девкой… А это не так легко, я тебя уверяю!.. Невольно пришлось слушать, что говорит мне Грегуар, и согласиться идти к нему… Все-таки это лучше… Но, знаешь, я все же не могла забыть Шарля. По мере того, как возрастали мои силы, крепла моя ненависть к нему. Я решила отомстить…

Ивон повторила совершенно спокойно:

— Я решила отомстить…

У меня дрожали руки. Я вспомнил, как я хотел задушить свою любовницу, когда узнал об ее измене, и как у меня не хватило сил на это. Я сжимал кулаки:

— Что же, ты убила его?

Ивон засмеялась.

— Мой милый, ты все же еще не знаешь, что такое настоящая любовь, несмотря ни на что. Нет, ты это поймешь немного после! Но слушай.

Мне ничего не оставалось, как согласиться жить с Грегуаром. Он делал все, чтобы я была счастлива, и я даже постаралась забыть Шарля. Но когда стараешься забыть кого-нибудь — невольно думаешь о нем. Нет, я не могла забыть Шарля и еще меньше я могла полюбить Грегуара, несмотря на всю его заботливость. Когда, он меня спрашивал, люблю ли я его, я всегда отвечала, что очень благодарна ему. А любовь и благодарность не бывают друзьями между собою. Когда Грегуару нужно было ехать на родину, а это случилось этой весной, и он звал меня с собою, чтобы повенчаться там — я отказалась. Конечно, было очень неблагоразумно, то, что я делала, но подите же — такова любовь. Мне еще нужно было увидеть Шарля…

— И что же? — опять перебил я.

Ивон продолжала:

— О, я долго думала, как это сделать. Я хотела отомстить ему так, чтобы он меня помнил — ты понимаешь? И потом, мне хотелось… Вот тут-то все и есть… Я хотела, чтобы он еще раз поцеловал меня, желал меня… Но слушай. Завтра марди-гра — день, в который я впервые ему отдалась, и день, когда он меня бросил. С тех пор он ничего не знает обо мне. Он думает, что я утопилась. Я просила Грегуара передать ему, что я умерла. Для того, чтобы окончательно порвать с ннм, как я объяснила. Грегуар, конечно, сделал это с удовольствием. Он радовался, что все прошлое умрет вместе с моей мнимой смертью.

Итак, я для Шарля больше не существую, не только как любовница, но и как человек… Ха-ха… почему же мне этим не воспользоваться? И я воспользуюсь, воспользуюсь, ты увидишь!

Я одену костюм — я уже купила себе другой костюм — и пойду на бульвар Сен-Мишель. Шарль, конечно, будет там со своей желтой любовницей. Под маской он меня не узнает. Я сделаю все возможное, чтобы он обратил на меня внимание. О, он не пропустит такую интересную ряженую! Тогда я скажу ему, что мне нужно поправить свою прическу, и он поведет меня в отдельный кабинет.

Я схватил Ивон за руку, все во мне волновалось:

— И ты убьешь его?

— О, нет, — отвечала она, тихо и мечтательно улыбаясь. — Зачем? Я только попрошу не снимать с меня маски и позволю делать то, что ему захочется, со мною… Мой голос огрубел за это время — он его не узнает…

— Ну, а потом?

— А потом, когда он будет моим, когда я опять буду держать его в своих объятиях, я сдерну свою маску…

— Ты сдернешь свою маску?..

— Да, да… я сделаю это… И я хотела бы скорее увидеть его лицо в ту минуту… Ха-ха!.. Он никогда не поверит, что это я — живая Ивон… Я прижмусь губами к его губам так, чтобы он не мог крикнуть. Это будет для него поцелуй мертвой… Что ты на это скажешь? А? Я думаю, что эта месть вполне меня удовлетворит. Получше убийства… о, получше убийства! Как ты находишь?

Я вскочил с места. Я больше не мог сидеть здесь. Виски было слишком крепко или меня уже душила какая-нибудь болезнь.

Я бросил на стол деньги и выбежал на улицу.

Туман все еще владел городом. Утреннее небо похоже было на лихорадочно мерцающий опал.

Опять озноб тряс мое измученное тело.

Из облаков выплыли химеры Notre Dame. Я остановился в изнеможении.

О Боже, зачем она мне все это рассказывала? Зачем я ее слушал?.. Почему я не сидел у себя в комнате, скрючившись в своей постели, считая неровные удары своего сердца?.. Ведь я же и так знал, что такое любовь.

1912 г. февраль. Paris.

В МОРЕ {7}

Я все видел. Я лежал на длинных жердях, брошенных на нижней палубе, и все видел… Ночь была тихая; море, как стальной щит, искрилось под лучами полной луны; шхуна шла быстро, слегка потрескивая деревянной обшивкой кают. Берегов не было.

Высоко висело черно-синее небо, все в белых звездах; кругом колебалось море. Наверху шагал вахтенный помощник; иногда слышалась команда:

— Так держать!..

И, как эхо, вторил штурвальный:

— Есть, так держать!..

Внизу и в каютах все спали.

Я смотрел на луну, на звезды, на море и мечтал, когда поблизости услыхал шорох. Тогда я обернулся и увидел высокую тень человека в мохнатой шапке.

Это был перс. Он приподнялся с циновки, на которой лежал, и оглядывался. Мне захотелось знать, что он будет делать, и я продолжал лежать неподвижно.