ББК84Р7-4 М17

Через несколько минут один из охранников вынес из дома плащаницу, а другой громила перевязал Бараку руки и ноги.

Труп водрузили на носилки. На глаза Бараку положили монеты. Лицо укрыли платком.

После чего мужчины подняли носилки и понесли.

Элеонора шла впереди.

Гард хотел встать с ней рядом, но она удивленно посмотрела на комиссара и указала ему место позади носилок.

Траурная процессия двигалась по городу довольно долго. И все люди, которых они встречали, присоединялись к ним, рыдая и стеная.

Сначала Гард решил, что у Барака в этом городе много знакомых.

Но потом они встретили двух женщин, которые, судя по всему, направлялись на базар.

— Кого хоронят? — спросила одна.

—Не знаю, — ответила другая.

И обе зарыдали-запричитали так, словно хоронили их близкого друга или родственника.

«Эта такая традиция, — подумал комиссар. — Они жалеют человека не потому, что знали его, а потому, что он был человеком. Оно и верно: разве смерть любого не повод для печали оставшихся?»

Женщины шли впереди гроба, мужчины — позади. Скоро вокруг Гарда образовалась довольно внушительная толпа.

«Теперь ясно, для кого Элеонора приказала организовать поминки», — понял комиссар.

Довольно многочисленная процессия остановилась у гробницы.

Гробница более всего напоминала обычную комнату с выступами. На один из таких выступов и положили тело Барака.

После чего дверь гробницы закрыли, и один из охранников начал ее белить.

Когда дверь побелили, все, продолжая рыдать, пошли на поминальную трапезу.

Никогда в своей жизни комиссар не присутствовал на таком странном собрании.

Незнакомые люди разговаривали и вели себя так, будто не только давно знают и любят друг друга, но и Барака знали и любили тоже.

Они говорили о вере, о Боге, о смерти и бессмертии, о судьбе, оборвавшейся в столь раннем возрасте, и о возрождении души.

«В начале истории человечества людей было так мало, — подумал Гард, — что смерть каждого становилась бедой, а затем человечество привыкло терять своих детей и перестало обращать внимание на смерти».

Но он тут же вспомнил, как гибли римские легионеры, как погибли Азгад и Михаэль...

Нет, к смерти тоже может быть разное отношение. И вообще, с этой смертью все так неясно. Лучше уж не думать о ней.

К комиссару подошла Элеонора и сказала:

— Пора.

И они вышли. Вдвоем.

— А охранники? — спросил Гард.

— Я приказала им остаться, — ответила Элеонора. — Неудобно. Видишь, сколько народу пришло оплакивать Барака? Люди же не знают, что это его убийцы. Они считают их близкими друзьями погибшего. Если все уйдут, мы обидим этих людей.

«Парадоксальные порядки в этом мире», — подумал Гард.

Но Элеонора по-своему расценила его молчание:

— Если ты боишься идти без охраны — напрасно. Здесь недалеко. И я знаю, куда идти. Я знаю, где Иисус. Мы дойдем быстро.

И снова началась пустыня.

Нещадно палило солнце, из-под ног выскакивали ящерки и змейки. Поначалу Гард боялся их, но теперь уже привык.

Он уже ко многому привык. Например, к тому, что спокойных и легких путешествий здесь не бывает.

Однако пока ничто не предвещало худого. И если бы не такая жара, путешествие рядом с красавицей Элеонорой вполне можно было бы считать приятным.

Гард расхохотался.

— Ты что? — удивилась Элеонора.

— Помнишь, Егошуа говорил про тайник, в котором лежит много денег? Мы о нем забыли. Может, вернемся, разбогатеем?

Элеонора посмотрела на него с удивлением:

— Если ты несешь Весть Иисусу, зачем тебе думать о богатстве?

«Действительно, зачем? — подумал Гард. — Зачем мне римские монеты, если уже сегодня я отдам Весть Иисусу и мы вернемся на Землю? Точно вернемся. И точно мы. Я и Элеонора».

Элеонора шла быстро. Ее черные волосы развевались красиво и зовуще.

«Я и Элеонора», — еще раз сказал себе Гард.

И тут началось.

Из-за камней выскочила стая шакалов.

Шакалы мчались, разинув пасти и высунув языки.

Было совершенно ясно, что убежать от них невозможно.

Элеонора и Гард встали спина к спине и обнажили мечи.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Гард давно заметил: время — странная категория. В различных ситуациях оно и течет по-разному. Минута может быть незаметной, словно воробей, а может — огромной, словно лев.

Или шакал. Вон они бегут, разинув пасти и высунув языки.

Сколько им бежать еще до Гарда и Элеоноры? Минуту? Полторы?

А сколько будет тянуться эта минута? Сутки? Двое? Вечность?

За то время, что бежали твари, Гард успел подумать все это и еще услышать успел, как Элеонора сказала ему:

— Гершен, помни: у тебя Весть, и это значит, ты себе не принадлежишь. Ты должен найти Иисуса. Только ты можешь найти его и узнать Истину. А если меня уже не будет, не забудь спросить у него, почему Весть так связана со мной. Ладно? Не пойму я, так хотя бы ты узнаешь...

Шакалы были совсем рядом. Гард уже взмахнул мечом, готовясь произвести удар.

Но произошло невероятное. Почти добежав до Гарда и Элеоноры, шакалы резко замедлили бег. А передние и вовсе упали и, поскуливая, поползли к Гар-АУ-

Комиссар готов был поклясться, что поведение этих тварей было совсем не агрессивным. Более того, они смотрели по-доброму и даже виновато.

Гард опустил меч.