Бастионы Дита

— А коль так, — продолжал я. — Ступайте по пути, который указывает вам Бог!

Тут я совершил ошибку. Или меня подвело весьма приблизительное знание языка. А может, меня не так поняли. Только вместо того, чтобы разойтись по домам (именно это я и имел в виду), приобщившиеся к Богу Мозголому каплюжники направились туда, куда их гнало затуманенное сознание и расторможенные инстинкты. Одни искали баб, другие пиво, третьи просто мерились силой, выясняли отношения и вспоминали старые долги. Как ни печально, но я оказался прав почти во всем — Бог Мозголом даровал людям силу, возбудил страсть, вернул здоровье и освежил память. Правда, всего на пару часов.

— Завтра у них будут болеть не только мозги, но и зубы, — сказал Хавр. — Пора сматываться.

— Пожалуй, ты прав, — согласился я. — Пророком такого Бога, как Мозголом, нельзя оставаться больше одного дня.

Хавр подобрал свое ружье, и мы, увлекая за собой Ирлеф, бросились наутек. На самой окраине глинобитно-камышовой столицы каплюжников мы настигли жрецов. Быстро бежать им мешала увесистая цепь.

— Отвечайте, проходимцы, кто есть в этом мире истинный Бог! — строго спросил Хавр. — Важлак или Мозголом?

— Мозголом! — униженно залепетали жрецы. — Нет в мире Бога, кроме Мозголома.

— Эх, дурачье! — Хавр сплюнул. — Легко же вы от своей веры отступились. Пропадите вы пропадом вместе со своей цепью!

Впрочем, затем он передумал и, сменив гнев на милость, выстрелом травила в упор уничтожил замок, соединявший концы цепи. Я тем временем вкратце объяснил Ирлеф суть происходившего.

— Вот что может случиться, если у народа нет ни Заветов, ни истинной веры, — констатировала она, выслушав мой рассказ.

Возразить ей было трудно.

Отмахав приличное расстояние, мы расположились на привал, во время которого Хавр заявил:

— Нам пора выходить на Забытую Дорогу. В те места, куда мы идем, другим путем не добраться. Но тут все непросто. Дорогу эту назвали Забытой не потому, что она никому не нужна, а потому, что она стала опасна. Я схожу на разведку. Нужно выяснить, что там изменилось за время моего отсутствия, а что нет. Пойду один. Его (кивок в мою сторону) я еще мог бы взять с собой, а тебя (взгляд в упор на Ирлеф) нет. Это то же самое, что заставлять одноногого идти по проволоке. Поэтому оставайтесь оба здесь. Если я не вернусь до тех пор, как погаснут угли этого костра, идите обратно в город прежним путем.

Поскольку ранее на случай его смерти я имел совершенно иные указания, напрашивался следующий вывод — или планы Хавра кардинальным образом изменились, или все сказанное им не более чем очередная дезинформация.

— Хавр, разве там, куда ты идешь, опасней, чем здесь? — после некоторого молчания спросила Ирлеф.

— Конечно, — он недоуменно пожал плечами.

— Ты не заметил, что с некоторых пор я стараюсь всегда быть или возле тебя, или в месте, тебе неизвестном?

— Опять… — тяжело вздохнул Хавр.

— Не вздыхай. Я давно подозреваю, что ты можешь как-то влиять на Сокрушения. Говорят, в ваших краях такие люди встречаются. Я всегда боялась, что однажды ты обрушишь Сокрушение на мою голову.

— И что дальше?

— Я снова боюсь за свою жизнь.

— Нужна мне твоя жизнь! Особенно здесь. Я не забыл предупреждения Блюстителей. Кроме того, с тобой остается надежный защитник. Даже сильно захотев, я не смогу причинить ему вреда, а значит, и тебе.

— Хорошо, иди, — она демонстративно подкинула в костер охапку сучьев.

— Можно узнать, что ты об этом думаешь? — спросила она спустя некоторое время.

— Выпытывать у меня что-нибудь — пустое дело. Я не вижу особой разницы между тобой и Хавром. Более того — ты наотрез отказалась мне помочь, а он хоть что-то туманно обещает. Поэтому мое мнение останется при мне. Подождем, чем закончится наш поход. Но ты можешь не бояться за свою жизнь. Я гарантирую тебе безопасность!

Она снова надолго замолкла, а потом, глядя на пляшущие языки огня, спросила:

— Почему ты не остался у златобронников? Их компания подошла бы тебе гораздо больше, чем наша. Дело только в зелейнике?

— Нет. Мне бы это ничего не дало. Их воля не нужна мне точно так же, как и ваша тюрьма.

— Но ведь там тебе обещали любовь. Наверное, для тебя это немало значит.

— Ты слышала, что я ответил.

Я чувствовал, она хочет спросить еще о чем-то, и терпеливо ждал. Наконец Ирлеф решилась:

— Разве то, чем они занимались, и есть любовь?

— Проще было узнать это у самих златобронников.

— Я хочу услышать твое мнение.

— Для некоторых сторон жизни человека имеет значение только та мера, которой он сам пользуется. И все, что касается страсти, — как раз этот случай. Если златобронники считают любовью именно то, что нам довелось наблюдать, стало быть, так оно и есть. Для них, само собой.

— А для тебя? Для таких, как ты?