Башня Ворона

С тех пор повелось: бог – за определенное вознаграждение и ритуалы – дозволял собирать валежник, вырубать деревья в обозначенные сроки и в строго оговоренном объеме. Лес становился все могущественнее, особых усилий по-прежнему не прикладывал, а обитавшие по его периметру народы благоденствовали. В результате количество подношений и молитв увеличилось, следом возросло число сделок с Обителью Безмолвных, а после – с Ираденом. Лесной бог обязался защищать ираденцев от жалящих и кровососущих насекомых, но только до определенной степени и только в обмен на человеческие жертвы. Еще он обязался оберегать людей от чумы и прочих эпидемий. Позволил прорубить в своих недрах дорогу, оставив за собой право распоряжаться заблудшими путниками. Стерпел, когда на побережье Горбатого моря возвели город – будущий Вастаи, – и даже выделил древесину на строительство первых домов. Лишь Матерь Безмолвных лесной бог удостаивал словом, лишь она сообщала его волю ираденцам. Шли годы, народ Ирадена не скупился на подношения и благодарности, хотя по-прежнему испытывал благоговейный трепет перед лесом, а тот все накапливал, накапливал силу.

Новоявленные почитатели Ворона не догадывались, с чем столкнулись. Убежденные в собственной неуязвимости, они нагрянули в лес с топорами, пилами – и сгинули в чаще.

Думаю, Ворон не принимал лесного исполина всерьез и неоднократно посягал на его границы, но должного отпора не встречал. В ту эпоху здешние края чудились обителью малых и средних богов, каждый олицетворял некую территорию или ремесло, получал свою долю подношений, однако никто не выбивался из общего ряда. На их фоне лес хоть и внушал суеверный страх, но только аборигены угадывали в нем всемогущее, непобедимое божество. Испокон веков и по сей день ему поклонялись тайно. Никто не ведает почему. У богов, как и у людей, бывают специфические предпочтения. Но в чем бы ни крылась причина, приношения Безмолвному богу (за исключением мелких даров у опушки и перед зданиями совета Безмолвных) совершались и совершаются втайне, в гробовом молчании и под покровом темноты.

Более мудрый и осмотрительный пришелец поостерегся бы ввязываться в войну с божеством, державшим в неописуемом страхе всю округу. А Ворон осмотрительностью никогда не отличался, хоть и прослыл мудрецом. Оскорбив, пожалуй, самого могущественного бога в радиусе многих сотен миль, он не попытался сгладить конфликт, а, напротив, усугубил его до предела, распорядившись поджечь лес.

До сих пор народы Вастаи и окрестностей не удостаивали пришлых людей и богов вниманием. Они обитали на побережье, подле небольшой, но отнюдь не праздной гавани, вторая, более оживленная, располагалась по соседству. Поток путешественников не иссякал никогда. Кое-кто даже оставался. Местные привечали гостей, с распростертыми объятиями принимали их объекты поклонения и налаженные связи с далекими странами, которые питали торговлю – источник процветания Вастаи и града Вускции. При таком раскладе очередной заезжий бог погоды не делал. Честолюбивых демиургов влекло к процветающим городам, ну а коли они способны принести ощутимую пользу в обмен на регулярные подношения, тем лучше для всех. Вот почему прежние обитатели Вастаи не возражали против появления Ворона с паствой. И ничуть не встревожились, когда пришлый люд двинулся в лес с топорами и пилами, рассудив, что Безмолвный бог не даст себя в обиду.

Так и получилось. Деревья сами себя выкорчевывали из земли и устремлялись в море. Вода вышла из берегов и хлынула на сушу. Большие и малые реки, разлившись, затапливали лес, а там, куда не добрались потоки, костры гасли сами собой. Когда пожар усмирили и потушили, деревья из моря возвратились на прежние места и вновь пустили корни. Уверен, случившееся было не столько самозащитой, сколько актом устрашения. Ворон возомнил себя сильнее леса, и тот указал чужаку на ошибку.