— Молоденький он, этот Гейнче, — пояснил он, немного помедлив. — Формалист. На все требует доказательств, даже редко велит брать на пытки. То и дело подозрительного признает невинным и выпускает. Мягок чрезмерно.
— Я видел пепелища от костров у вала за Святым Войцехом.
— Всего-то два костра, — пожал плечами госпитальер. — За последние три недели. При брате Швенкефельде было бы двадцать. Правда, вот-вот будет сожжен третий. Его преподобие поймал колдуна. Вроде бы с потрохами продавшегося дьяволу. Его сейчас подвергают болезненному допросу.
— У доминиканцев?
— В ратуше.
— Гейнч там?
— В порядке исключения, — скверно усмехнулся крестовик, — там.
— А что за колдун?
— Захарис Фойгт, аптекарь.
— Говоришь, брат, в ратуше?
— В ней.
Гжегож Гейнче, в принципе обычный
Однако благостное настроение портили и нарушали пронзительные вопли и крики боли, через правильные промежутки времени доносившиеся из еще глубже расположенного подземелья, вход в которое, словно врата ада, освещали красные мерцающие всполохи огня.
Стенолаз задержался у ступеней. Ждал. Инквизитор ел. Не спешил. Съел все, до самого дна, даже выскреб ложкой то, что пригорело. Лишь после этого поднял голову. Кустистые, грозно сросшиеся брови придавали его лицу серьезность, из-за чего он казался старше, чем был в действительности.
— От епископа Конрада, верно? — догадался он. — Ваша светлость, господин…
— Фон Грелленорт, — напомнил Стенолаз.
— Конечно, конечно. — Гжегож Гейнче легким движением пальцев подозвал девку, чтобы та стерла со стола. — Биркарт фон Грелленорт, доверенный и советник епископа. Присаживайтесь.
Истязаемый завыл в подземелье, закричал дико и невнятно. Стенолаз сел. Инквизитор отер с подбородка остатки жира. А немного погодя проговорил:
— Епископ, кажется, покинул Вроцлав? Выехал?
— Вы изволили сказать, ваше преподобие.
— Вероятно, в Нису? Навестить госпожу Агнешку Зальцведель?
— Его милость, — Стенолаз никак не прореагировал на произнесенное инквизитором имя последней епископской любовницы, удерживаемое в глубочайшей тайне, — его милость не привык информировать меня о таких деталях. Я ими также не интересуюсь. Тот, кто сует нос в дела инфулатов, рискует его лишиться. А мне мой нос дорог.
— Не сомневаюсь. Но я имею в виду вовсе не сенсации, а лишь здоровье его милости. Ведь епископ Конрад человек уже не первой молодости и должен избегать избытка напряженных турбаций[231]… А ведь прошла всего неделя после того, как он удостоил чести Ульрику фон Райн. К тому же визиты к бенедиктинцам… Вы удивлены, господин рыцарь? Инквизитор обязан знать все.
Из подземелья вырвался крик. Отрывистый, переходящий в хрип.
— Обязан знать все, — повторил Гжегож Гейнче. — Поэтому я знаю, что епископ Конрад странствует по Силезии не только ради того, чтобы посещать замужних женщин, молодых вдов и монашенок. Епископ Конрад готовит новый поход на Брумовско. Пытается склонить к сотрудничеству Пшемека Опавского и господина Альбрехта фон Колдица. Заручиться вооруженной поддержкой господина Путы из Частоловиц, клодненского старосты.
Стенолаз не вымолвил ни слова и не опустил глаз.
— Епископу Конраду, — продолжал инквизитор, — кажется, не мешает то, что король Зигмунт и князья Империи пришли к совершенно иному решению, а именно, что не следует повторять ошибок предыдущих крестовых походов. Что надлежит поступать обдуманно и без эйфории. Что необходимо подготовиться. Заключить союзы и альянсы, собрать средства, перетянуть на нашу сторону моравских панов. И временно воздержаться от военных авантюр.
— Его милости епископу Конраду, — прервал слова Гейнче Стенолаз, — нет необходимости оглядываться на князей Империи, ибо в Силезии он им ровня… если не выше их. К тому же добрый король Зигмунт, кажется, занят… Будучи форпостом христианства, он с оружием в руках занимается турками на Дунае. Хочет получить новый Некрополь. А может, пытается забыть о других взбучках, тех, которые три года тому получил от гуситов под Немецким Бродом, может, силится забыть, как бежал оттуда. Но, надо думать, все еще помнит, ибо не шибко спешит в новый чешский поход. Следовательно, епископ Конрад, видит Бог, пытается напугать еретиков. Вы ведь знаете, ваше преподобие,